Такие строчки наряду с названием лейбла (и альбома) Дре объясняли его ближайшую цель: выйти за границы побережья и студий – и сопутствующего им насилия – и вернуться к зарабатыванию денег. Запустив новое предприятие, Дре, прямо как Джей-Зи в том же году, попытался следовать образцу первого американского миллиардера и в треке «Been There, Done That» назвал себя «молодым черным Рокфеллером». В той же песне, возможно, пытаясь как можно больше дистанцироваться от мизогинии Death Row и собственной истории насилия в отношении женщин, Дре восхвалял предпринимательскую смелость своей новой невесты: «My woman’s independent, makin’ dough by the caseloads»
[370].
Он также начал восстанавливать связи с Восточным побережьем, отправившись с Айовином в Нью-Йорк осенью 1996 года вскоре после смерти Шакура. Дре тогда пользовался успехом, засветившись в классическом R’n’B-треке «No Diggity», возглавившем чарты. (Айовин убедил продюсера Тедди Райли записать песню с группой Blackstreet и Дре, а не отдавать ее Майклу Джексону, как тот планировал изначально.)
[371] Мягкий кроссовер-хит, обещавший слушателям «слуховой оргазм», был отличным способом еще больше дистанцироваться от эпохи Death Row и представить новый имидж публике в обоих концах страны.
Роб Стоун, работавший в то время консультантом Interscope, привел Дре в эфир одной из андеграундных хип-хоп-радиостанций Нью-Йорка, где его тепло приняли, а затем в Рокфеллер-центре – выступать в шоу Saturday Night Live. В комнате отдыха за кулисами они с Айовином посмотрели несколько иннингов
[372] игры Мировой серии. Когда один из игроков «Янкиз»
[373] ошибся, уроженец Нью-Йорка Айовин поделился собственными стандартами совершенства.
«На месте Джо Торре я бы его уволил, – сказал он. – Я бы выбежал на поле и уволил его на глазах у всех. Нельзя так играть в Мировой серии»
[374].
Айовину не пришлось прибегать к таким мерам, когда Дре вышел на сцену и исполнил «Been There, Done That». Посреди песни со Стоуном нарисовалась знакомая фигура – Дидди. Он, во многом как и бывший соперник, безумно хотел все уладить – но это не было само собой разумеющимся для Айовина, активно участвовавшего в развитии Death Row и подписании Шакура. «Йо, представь меня Джимми, – сказал Дидди Стоуну. – Скажи ему, что я хороший парень. Скажи, что я клевый».
«Пафф просто хотел удостовериться, что Джимми понимал: он бизнесмен и не имеет отношения ко всему этому сумасшествию. Это был очень умный ход. Возможно, за этим он тогда и пришел, – вспоминает Стоун. – Позже у них будет много общих дел. Они теперь очень близкие друзья».
В тот вечер не было никакой неловкости ни между Дидди и Айовином, ни между Дидди и Дре. «Для него, в отличие от Шуга, война закончилась», – говорит Стоун о Дре.
Пребывая в гармонии с собой и окружающими, Дре сосредоточился на том, что умел лучше всего: продюсировать музыку и открывать таланты. Самой большой сенсацией в его империи Aftermath стало подписание 24-летнего рэпера из Детройта, крашеного блондина с голубыми глазами. Когда голос Эминема, который звучал так, будто его обладателю необходимо было срочно излить свои мысли, впервые достиг ушей Доктора Дре (спасибо Айовину, которому демозапись передал стажер Interscope, услышавший новичка по лос-анджелесскому радио), продюсер связался с рэпером в ближайшие сутки. Вскоре они уже были в студии и работали над дебютным альбомом «The Slim Shady LP»
[375], озаглавленном в честь хоррор-альтер-эго Эминема (порой жестокого, острого на язык, плевавшего на политкорректность), которое было ближе к Квентину Тарантино, чем к Шугу Найту. Но в студии Эминем сыграл роль голодного до знаний ученика. «Дре показал мне, что я могу делать с голосом, – я о таком даже не подозревал, – рассказал Эминем в интервью Los Angeles Times в 2007 году. – Когда мне казалось, что я что-то сделал хорошо, он говорил: „Думаю, ты можешь лучше“»
[376].
Дре однажды провел в студии семьдесят девять часов подряд, но к хитовому синглу «My Name Is» это не относится: пара записала его примерно за шестьдесят минут. Как и в «Who Am I?» с первого альбома Снупа Дога, Дре сделал все, чтобы имя его нового протеже отпечаталось в голове слушателя: Слим Шейди, альтер-эго Эминема, упоминается в песне семнадцать раз
[377]. Дре спродюсировал три трека на альбоме Эминема, в первую неделю разошедшемся тиражом 480 тысяч копий. Как и в реальной жизни, в альбоме Дре выступил в амплуа добродушного дядюшки, который уравновешивал эксцентричного подростка: в одной из песен продюсер сыграл роль его «злоебучей совести», отговаривающей молодого человека от ошибок, которые успел совершить сам Дре. (Что поразительно, повзрослевший Дре запретил своим детям слушать музыку Эминема.)
[378]
В лице Эминема Дре получил человека, у кого и правда было немало общего с Шакуром: он рос практически без отца в суровом районе, его воспитывала наркозависимая мать-одиночка, он был щуплым и его постоянно задирали местные хулиганы. Повзрослев, Эминем развил в себе несколько личностей: умного автора текстов, бросающего вызов нормам общества, и жестокого нигилиста (и нередко женоненавистника). Но, в отличие от Шакура, Эминему нужно развеять первоначальные сомнения тех, кто не представлял, что белый парень может читать рэп. В лице только что порвавшего с Death Row Доктора Дре он нашел идеального союзника, уставшего от конфликтов, желавшего предолеть разногласия и создавать провокационное, глубокомысленное искусство.
«Меня тут пару раз спрашивали окружающие… Ну, знаете, „у него голубые глаза, он белый пацан“, – сказал Дре в интервью Rolling Stone в 1999 году. – А мне наплевать, да хоть ты фиолетовый: если я вижу, что рубишь, буду с тобой работать».
* * *
