Но всплеск общего интереса пошел на убыль. Универмаги оказались завалены новыми марками, и крупные продавцы начали отдавать стритвир с большими скидками. Это ударило по магазинам вроде Jimmy Jazz, V.I.M. и Dr. Jay’s, многие из которых закрылись в 2000-х. «Мы позволили Macy’s вытеснить эти магазины с рынка, – говорит Симмонс. – А надо было быть умнее»
[439].
И Симмонс, и Джей-Зи были достаточно умны, чтобы выйти из бизнеса – и заработать – прямо на пике хип-хоп-моды. В 2004 году Симмонс продал Phat Farm компании Kellwood, поставщику магазинов сети Sears с полувековой историей, за 140 миллионов долларов. При этом он сохранил за собой пост топ-менеджера и получил мощный стимул для эффективной работы, приносящей огромный доход. Его тогда еще жена Кимора Ли Симмонс (да, она тоже модель), которая была лицом женской линии Baby Phat, сохранила свой пост. Босс Kellwood отметил, что этот бренд имеет больший потенциал для роста, нежели сам Phat Farm
[440].
Тем временем Джей-Зи и два его деловых партнера (с ними рэпера познакомил Симмонс) видели в этом серьезную перспективу. В 2005 году они выкупили долю Дэймона Дэша в Rocawear, заплатив ему, если верить источникам, 22 миллиона долларов. Два года спустя гигант в сфере моды Iconix приобретет права на бренд за 204 миллиона, а Джей-Зи сохранит должность руководителя отдела разработки и маркетинга. Сделка также предусматривала, что рэпер получит акции Iconix на сумму 35 миллионов долларов в случае, если Rocawear достигнет определенного объема продаж
[441]. Дидди отреагировал на новости так: «Я бы запросил миллиард»
[442].
Девятизначный куш, который сорвал Джей-Зи, увенчал его гарантированный годовой заработок в 5 миллионов долларов (если верить инсайдерам) – что совсем неплохо, если учесть, что примерно через год после продажи рухнет вся мировая экономика и на следующие несколько лет подобные сделки практически станут невозможными. Оба соглашения до сих пор изумляют Симмонса.
«Не знаю, почему они нас купили, – признает он, комментируя сделку по Phat Farm и пытаясь объяснить аналогичным образом сделку с Iconix. – Когда они купили Rocawear, он был трупом. Они приобрели его, когда он уже почти прогорел. Мы оба выбрали правильный момент, чтобы выйти из бизнеса
[443]».
Дидди тоже отошел от дел в Sean John. В 2010 году он подписал контракт с Macy’s на эксклюзивную продажу спортивной одежды Sean John – сегодня объем продаж его марки в магазинах сети превысил 1 миллиард долларов. Условия сделки не разглашались. «В 16 лет я начал с того, что продавал в Macy’s рубашки и галстуки, – рассказывал Дидди в интервью New York Post в 2010-м. – Вернуться к исходной точке так, как это сделал я, – сон, ставший явью»
[444].
В ноябре 2016-го, когда розничные продажи Sean John достигли 450 миллионов в год, Дидди наконец сравнялся с Симмонсом и Джеем-Зи в том, что наибольшую прибыль ему стал приносить его бренд одежды. После этого он продал контрольный пакет акций модному конгломерату CAA-GBG Global Brand Management Group (сумма сделки не разглашалась), по слухам, сохранив за собой двадцатипроцентную долю (я предполагаю, что он получил порядка 70 миллионов до вычета налогов за продажу примерно трети акций Sean John; его команда не подтвердила эту информацию). Вот что говорит Дидди: «Новое партнерство с CAA-GBG дает нам возможность достучаться до покупателей-миллениалов по всему миру»
[445].
По условиям соглашения Дидди остается вовлеченным в маркетинг бренда, а Sean John сохраняет эксклюзивный контракт на продажу спортивной одежды с Macy’s. У Симмонса более мрачный взгляд на отношения хип-хопа и модного бизнеса. «Остался один Sean John, – сокрушается он. – Нам действительно удалось создать хорошую индустрию, в которую мечтала попасть куча ребят. А теперь она полностью уничтожена»
[446].
Возможно, Симмонс прав, по крайней мере, если говорить о массовом стритвире. Но новое поколение хип-хоп-исполнителей уже берут за основу опыт компаний вроде Phat Farm и Rocawear. Увлеченные модой звезды жанра – от Канье Уэста до Эйсэпа Роки – выпускают коллекции с явным прицелом на подиум, а не просто стойки в Macy’s. Возможно, их подход менее прибыльный, нежели у Дидди или Джея-Зи, но недостаток доходов компенсируется престижем – валютой, которая, возможно, становится ценнее доллара в хип-хопе верхнего эшелона.
* * *
Симмонс доедает гороховый суп. В стакане с «зеленым соком» осталась буквально капля. Если бейсболка «Янкиз» и кроссовки с резиновыми носами напоминают о его прошлом, то его выбор еды – предвестник здорового будущего, которое он хочет построить.
Хип-хоп повзрослел – и Симмонс тоже. Для него, например, это выражается во вложении 30 миллионов в строительство студии йоги напротив модного клуба Soho House в Лос-Анджелесе, куда он переехал в 2015 году (он даже убедил Дидди попробовать йогу, хотя не похоже, чтобы тот пристрастился к ней)
[447].
Сейчас в центре внимания Симмонса – Голливуд, как и целый ряд лайфстайл-брендов, среди которых Argyleculture и энергетический напиток Celsius. Он владеет значительной долей в публичной компании
[448] – цена акций которой выросла вдвое с тех пор, как он их приобрел, – вместе с миллиардером Ли Кашином (многолетним претендентом на титул самого обеспеченного человека Азии и фаворита в борьбе за звание обладателя самого подходящего
[449] имени для богатого человека).
