«Принцу дону Карлосу десять лет. Лицо у него дебильное, выдает жестокий характер. Когда ему приносят зайцев и другую охотничью добычу, самым большим удовольствием для него является сжигать их живыми. Он вырывает глаза у птиц, которые попадают ему в руки, и проделывает это очень ловко. Все замечают в нем чрезмерную гордость. Он вспыльчив и чрезвычайно упрям в своих взглядах. Его воспитатели пытаются умерить неукротимость его характера, однако дон Карлос не хочет слушать ничего, кроме разговоров о войне, и не читает иных книг, кроме как связанных с нею».
Ему вторил барон фон Дитрихштайн, посол короля Богемии: «Не знает удержу своей воле».
Когда Филипп II встретился со своим сыном в 1559 году, юноша произвел на него крайне неприятное впечатление. Чем дольше они общались, тем шире и глубже становилась пропасть между ними. Ко всему прочему, у дона Карлоса регулярно случались приступы лихорадки, его мучили последствия падения с высокой лестницы. Причина падения была весьма деликатной: принц погнался за понравившейся ему служанкой, пересчитал телом все ступени лестницы для прислуги и поранил голову. Рана инфицировалась и вызвала рожистое воспаление. Принц пребывал буквально между жизнью и смертью, лекари поговаривали о трепанации. Для излечения ему положили на ложе эксгумированный труп послушника-францисканца Диего из Алкалы, скончавшегося много лет назад в ореоле святости. Руки принца положили на грудь мумифицированного трупа. Чудо свершилось: дон Карлос выздоровел, а брата Диего из Алкалы канонизировали. Но теперь юношу начали терзать нравственные страдания.
Дону Карлосу с детства был предназначено стать правителем Нидерландов, но ввиду его постоянных недомоганий фактическое претворение этого замысла в жизнь было отложено на неопределенный срок. Конечно, ему дали место в Государственном совете, но никакой роли он там не играл.
Однако юноша жаждал деятельности, желание стать правителем Нидерландов превратилось у него в манию. Он знал, что отцу доверили управление испанскими королевствами в шестнадцатилетнем возрасте, ему же было уже девятнадцать, но во Фландрию дон Карлос попасть не мог. Когда туда командировали герцога Альбу, принц бросился на него с кинжалом и воплями:
— Так это вам надлежит отправиться туда! Но вы не поедете, потому что я убью вас!
Обладавший недюжинной силой герцог схватил его руками и тряс до тех пор, пока принц не задохнулся. Одному из друзей отца дон Карлос надавал пощечин, другому угрожал кинжалом. В то же время в книге учета расходов принца значились многочисленные суммы, выплаченные на содержание и обучение брошенных детей, а также деньги, выданные людям, заключенным в тюрьму за долги. Эти вспомоществования позволяли им покинуть каталажку.
Когда дона Карлоса впервые представили дяде Хуану, по возрасту двумя годами моложе него, он быстро проникся его неподдельно дружелюбным отношением. Безусловно, принц завидовал физической красоте и личному обаянию бастарда, но так и не изменил своего доброжелательного отношения до последних дней, хотя дон Хуан Австрийский одобрял Филиппа II в строгости мер, принятых отцом в отношении непокорного сына. Насколько известно, дядя и племянник поспорили всего лишь один раз.
Как-то в запале одного из своих пресловутых приступов гнева во время обучения дона Хуана и двух его племянников
[9] в университете Алькала-де-Энарес дон Карлос заявил дяде:
— Я не могу спорить с человеком низкого происхождения. Ваша мать была потаскушкой, а вы суть бастард.
Дон Хуан, отнюдь не блиставший академическими успехами, тем не менее, не принадлежал к числу тех, кто лезет за словом в карман, и моментально парировал выпад племянника:
— При всем том мой отец был намного более великим человеком, нежели ваш.
Принц пожаловался отцу, но тот отреагировал самым рассудительным образом:
— Дон Хуан прав: его отец, император, мой повелитель, был более великим человеком, нежели я, таковым ваш отец никогда не станет.
Тем временем, Филипп II вторично овдовел, когда скончалась его супруга, королева Англии Мария Тюдор, своей непримиримой политикой преследования протестантов заработавшая себе нелестное прозвище «Кровавая». Иссохшая от постоянной борьбы с политическими и религиозными противниками принцесса, перешагнувшая порог четвертого десятка, она была настолько неаппетитна, что Филипп не устоял и в Лондоне воспользовался сексуальными услугами дочери какого-то пекаря. Новость тут же распространилась в народе, который от души потешался, распевая на всех углах песенку о низкопробных вкусах высокомерного короля. На престол взошла сводная сестра Марии, 25-летняя Елизавета, рыжеволосая весьма привлекательная девица. К невесте с таким роскошным приданым со всех концов Европы толпой сбежались коронованные женихи, но молодая королева выказывала очень высокую разборчивость. Филипп II без малейших колебаний решил присоединиться к соискателям, дабы вернуть Англию в лоно католической церкви.
«Я вознамерился отбросить в сторону все соображения, которые могли бы быть выдвинуты против, и замыслил оказать сию услугу Господу, сделав брачное предложение королеве Англии».
Тем временем дон Карлос, весьма мучившийся ходившими о нем слухами, что он является импотентом, с помощью какого-то цирюльника, снабдившего его чудодейственным питьем, наконец-то познал радости плотской жизни. Для сей цели было уплачено десять тысяч дукатов девушке, согласившейся принять участие в столь низменном эксперименте, и подарен дом для проживания вместе с ее матерью. Вкусив от запретного плода, дон Карлос зачастил в публичные дома и потребовал от отца женить его. Однако тот под всяческими предлогами уклонялся, осознавая, какое потомство может появиться у его отпрыска.
Тем временем Елизавета тянула с окончательным ответом — нам известно, что она предпочла остаться королевой-девственницей, — а европейская политика предъявляла Филиппу II свои требования. Согласно Като-Камбрезийскому договору, союз между Испанией и Францией должен был быть скреплен брачным союзом между двумя династиями. Надо сказать, что дон Карлос еще в детстве был помолвлен с французской принцессой Елизаветой из дома Валуа. Осознавая, что с таким наследником испанский трон ожидает незавидное будущее, а других детей у него нет, король Филипп не стал долго думать и сам женился на 13-летней принцессе. Этот брак оказался не так уж плох, если судить по письмам супруги монарха:
«Уверяю вас, что я суть самая счастливая женщина в мире».
Елизавета очень тепло относилась к своему пасынку, будучи ненамного старше его. Между ними возникло нечто вроде искренней и совершенно чистой дружбы. Исторические факты явно не соответствуют фабуле романтических трагедий немецкого драматурга Ф. Шиллера и итальянского В. Алфьери, на которых основана гениальная опера Верди. Считается, что тут немалую роль сыграли памфлеты политических злопыхателей, в изобилии печатавшиеся в Нидерландах, откуда они расползались по всей Европе.
