Она села за стол и, вытащив из коробки пачку газетных вырезок, разложила их на гладкой деревянной столешнице. Развернула каждую по очереди.
Последний день сумасшедшего дома! Конец эпохи безумия! Бардак в местном здравоохранении!
В каждой статье смаковались сенсационные подробности жизни старой психиатрической лечебницы. Продержись «Сосновый край» до того, как городской совет переведет пациентов в столицу округа (как и было обещано), до истерики в прессе не дошло бы. Лечебница закрылась при таких впечатляющих и мрачных обстоятельствах, сопровождаемых внезапной смертью главной смотрительницы, что это лишь добавило масла в огонь.
Дженни поднялась и прикрепила к стене свернувшийся уголок новой картины. Отошла в сторону и изучила мрачное черно-белое великолепие фасада «Соснового края» с вонзавшейся в размытое темное небо часовой башней. Набрав на мобильном номер, она приложила телефон к уху.
— Привет, Боб. Это Дженни. Я готова.
10
На стойке администратора в вестибюле тесной кучкой стояли приветственные напитки. Клиника готовилась встретить новых участниц программы, жаждущих преобразить внешность и изменить свою жизнь. Доктор Кавендиш сидела в темноте, посматривая в бушующую за окном ветреную ночь. Ждала.
Часть мебели перекочевала в клинику из старой лечебницы, а вот шикарный стол когда-то принадлежал отцу Ребекки. Она провела пальцем по краям столешницы из орехового дерева, словно подставлявшей свои плавные изгибы под ее нежную ладонь. Зеленое кожаное покрытие еще хранило следы отцовских рук. Крошечные точки от «Паркера», неуклюже заклеенный маленький порез…
Будь отец жив, наверняка гордился бы достижениями дочери. Ей пришлось немало потрудиться, чтобы прийти к своей цели. Она никогда не теряла веры в то, что в один прекрасный день окажется здесь. И добилась своего. На стене за спиной висели сертификаты в рамочках — свидетельства упорной работы и успеха. Отец достиг профессиональных вершин в своей научной деятельности: вывел на рынок новые препараты. Работал как трудолюбивая пчелка и обеспечил благополучную жизнь жене и дочери. Мать наслаждалась, принимая в доме высокопоставленных гостей со всего мира.
Каждые выходные за длинным столом в гостиной устраивали такие банкеты, что у гостей текли слюнки. Блюда подавались потрясающе вкусные: жареная утка с соусом из ежевики, филе-миньон с картофелем фри, голубой сыр и вареные груши пашот, горячий клейкий камамбер и хлеб фантастической выпечки. Приглашенные жадно втягивали витающие над столом ароматы, дожидаясь момента, когда можно будет впиться в посыпанную сахарной пудрой меренгу или в шоколадный торт с пропитанными шерри коржами.
Гости приходили и уходили, мелькала череда жадных лиц. Ребекке они напоминали птичек, караулящих на дереве, когда заботливая рука наполнит их кормушку. Дождавшись, они слетают с ветки и опустошают лоток. В детстве Ребекка нередко стояла в коридоре в своей сшитой на заказ сатиновой пижамке. Подглядывала в дверь, любуясь роскошными шелковыми платьями, сверкающими драгоценными камнями на алебастровых шеях и стройными фигурами дам, и не менее восхищенно смотрела на мать.
Та воплощала для маленькой дочери Голливуд пятидесятых: черные как смоль кудри и сияющие синие глаза, пышная грудь и узкие талия и бедра были предметом зависти приезжавших на приемы женщин. Обескураженные гостьи отпускали неловкие комплименты, рассматривая ее фарфорово-розовое лицо, прекрасный маникюр и прическу в стиле Элизабет Тэйлор. Такой женщиной, как мать Ребекки, мечтала стать каждая девочка, в том числе и ее собственная дочь. Мать была совершенством.
Из-за поворота показался конус света фар, и на подъездную дорожку выполз микроавтобус, на миг осветив заднюю стену кабинета. Доктор Кавендиш встала из-за стола и подошла к большому окну, однако предусмотрительно встала чуть поодаль, чтобы ее нельзя было разглядеть. Проводила глазами автобус до самого входа, где тот остановился. Двигатель затих, и в ночной тишине, подчеркнутой ровным шумом дождя, послышался щебет выбирающихся из салона женщин.
Две ассистентки доктора спустились по ступеням и, поприветствовав гостей, открыли над ними специальные гигантские зонты. Помощницы были одеты в одинаковые темно-синие платья, облегавшие фигуру. Одинаковые прически — строгий пучок волос на затылке, одинаковые черты, словно у розовых куколок. Тина и Ким напоминали подружек новобрачной или девушек на подпевках: обе оттеняли основное действующее лицо, однако затмить его не могли. Доктор Кавендиш одобрительно наблюдала, как девушки деликатно собрали женщин в кучку и одну за другой провели в клинику.
Дама с кислым лицом — должно быть, Одри. Точно такое же разочарованное выражение, что и на приложенной к анкете фотографии. Доктор продолжала смотреть. Кэролайн и Вики узнать было несложно — они держались вместе. В поле зрения Ребекки появилась Жасмин. Прекрасна… Действительно стройна — фотоснимок не врет. Не идеальна, но работать с ней будет легче всего: надо лишь разгладить кожу лица и добавить тонуса мышцам рук.
Гейнор бурно и суетливо жестикулировала, хихикая над шутками водителя. Доктор Кавендиш даже вздрогнула, когда рыжая женщина разразилась взрывом хохота перед самой дверью.
Итак, пять. Где же шестая?
Наконец из-за автобуса появилась Эми, и Ребекка вздохнула. Бывали случаи, когда клиентки передумывали прямо перед входом. Ничего удивительного. Сумма платежа была невозвратной, но некоторые денег не считали.
Эми выглядела именно так, как и представлялось доктору. Прошла неуверенной походкой по площадке для парковки и заметалась в свете фар, словно заяц. Доктор Кавендиш испытала возбуждение: да, эту женщину можно изменить! Эми — самая сложная проблема, и все же она принесет Ребекке наибольшее удовлетворение.
За спиной доктора Кавендиш шевельнулась темная фигура. Подошла, встала рядом, поглядывая на улицу.
— Это она? — спросил мужчина, отхлебнув виски из тяжелого стакана.
Ребекка кивнула, поморщившись от тяжелого торфяного запаха напитка.
— Мило, — сказал мужчина, слизнув выкатившуюся из угла рта капельку. — Твой выбор, как всегда, безупречен.
Доктор Кавендиш промолчала, пристально разглядывая гостью, которая неуверенно топталась перед входом, словно решая — сбежать или остаться.
11
Эми бросила взгляд на часовую башню и на сморщенные лики скорчившихся на выступах крыши гаргулий. Чудища словно готовы были в любой миг броситься на пришельца. Потоки дождя заливали темно-красные кирпичные стены, струились из водостоков и обрушивались на землю. Над лесом перекатывался гром. Эми оглянулась. Если у стены снова покажется та фигура в темном плаще, она бросится на колени перед водителем: пусть отвезет ее обратно на вокзал!
За спиной, в высокой траве, раздался негромкий звук, и Эми, подскочив от ужаса, успела заметить исчезающий в темноте пятнистый кошачий хвост. Фффуу… Обернувшись ко входу, она едва не столкнулась с изящно одетой женщиной с большим зонтом и с трудом перевела дух, прижав руку к сердцу.
