В столовую протопала Аня с большим графином охлажденной воды, где плавали дольки лимона. Наклонилась над Одри, наполняя ее стакан, причем лимон едва не вывалился из графина. В комнате наступила гробовая тишина, лишь позвякивали кубики льда в стеклянном сосуде. Аня пошла вдоль стола, и Эми заметила у нее на пальце тонкое золотое колечко. Интересно, где ее муж? Она улыбнулась поварихе, жалея ее, однако Аня была полностью сосредоточена на работе. Несчастная безмолвная рабыня…
— Спасибо, — поблагодарила Эми, сделав глоток.
— Мне дурно, — застонала Жасмин, схватившись за живот.
— Тебе вообще не следовало сюда приезжать, — ласково сказала Одри. — От тебя на такой диете вообще ничего не останется. Да и красота твоя ни в каких программах улучшения не нуждается. У тебя кожа словно у новорожденного ребенка!
— Расскажите об этом моему агенту, — прошелестела девушка.
Покачав головой, Одри переложила остаток помидора в тарелку Жасмин.
— Осторожнее, не дай бог заметят, — предостерегла ее Кэролайн.
В коридоре прозвучал звонок, и на подходе к столовой застучали каблучки доктора Кавендиш. У Эми екнуло сердце — доктора она не видела с начала похода. Сейчас ее разнесут за неудачу…
Атмосфера в комнате немедленно изменилась: женщины притихли, только кто-то нервно крутил в руках вилку, звякая ею о край фарфоровой тарелки.
— Всем добрый вечер, — бодро произнесла доктор. — Надеюсь, поход вас подбодрил? — Она поочередно улыбнулась каждой из участниц программы, дождавшись ответных кивков. — Чудесно! Говорят, пришлось немного подождать на улице?
Эми съежилась на стуле, и доктор Кавендиш, медленно приблизившись, положила руку ей на плечо.
— Это часть программы, Эми. Мы — команда и поддерживаем друг друга. Что ж, слегка продрогли — это полезно. Холод сжигает лишние калории.
Прохладная ладонь продолжала лежать на плече Эми, и ей стало не по себе. Впрочем, слава богу, что доктор решила не разбирать причины ее провала.
Жасмин, словно школьница, подняла руку.
— Слушаю вас, Жасмин.
— Нельзя ли подать на ужин что-то другое? Терпеть не могу капусту.
Доктор Кавендиш улыбнулась.
— Попробуйте себя пересилить, Жасмин. Дело в том, что наши вкусовые рецепторы настолько привыкли к фастфуду, что мы забыли, какова на вкус нормальная пища. Следует ценить каждую кроху еды, быть благоразумными в ее выборе и… наверное, перед ужином необходимо молиться.
Женщины вежливо засмеялись и тут же примолкли: доктор Кавендиш, закрыв глаза, сложила ладони перед грудью. Гейнор тревожно глянула на Эми, перевела взгляд на Одри. Та уже шевелила губами. Вся группа, склонив головы и неловко сложив руки домиком, неохотно присоединилась к молитве. Одно дело — обидеть невниманием Бога, и совсем другое — проигнорировать доктора Кавендиш.
— Благодарю тебя, Боже, за пищу, что даруешь нам. Сделай так, чтобы эти дамы ценили каждую ее крошку и тот труд, который вложен в еду на столе нашем. Благодарю и фермера, и продавца. Спасибо, Господи, что ты привел этих женщин в нашу обитель и дал мне возможность помочь им. Аминь…
Шесть женщин эхом повторили:
— Аминь.
Они осторожно переглянулись и потихоньку опустили руки.
— Замечательно! А теперь воздадим должное нашей скромной трапезе.
Застучали вилки, за столом возобновился тихий разговор.
Эми подняла руку.
— Доктор Кавендиш, кажется, Аня забыла накрыть на меня…
Доктор удивленно глянула в ее сторону.
— По-моему, вы свои калории получили в избытке, на неделю вперед. Или я не права, Эми?
В столовой воцарилась тишина. Все смотрели на Эми, и ее бросило в краску. О чем говорит доктор Кавендиш?
— Но… я ничего не ела, я…
Доктор достала из кармана обертку от «Марса», медленно положила ее в центр стола, и Эми захлопнула рот.
26
Побеги ежевики ползли по разлагающемуся фанерному листу, наглухо закрывая дыру в заборе и надежно удерживая хлипкую импровизированную дверцу. Идея принадлежала Дэнни. Об этой лазейке знали только они — и порой пользовались возможностью покидать территорию лечебницы. Не все зависело от их желания — они были под наблюдением, и все же иногда шанс появлялся. Их контролировала целая армия санитаров, но периодически случались инциденты с буйными больными или поступали новые пациенты, и тогда церберы отвлекались.
Дженни провела лучом фонарика по фанерной дверце, покачала ее, однако та держалась крепко. Тогда она вытащила из рюкзака макетный нож и начала подрезать липкие побеги. Через несколько минут дверца качнулась, и Дженни пнула ее ногой. Фанерный лист подался внутрь, и она ухватилась за последний, самый толстый, защищавшийся острыми колючками стебель. Все, проход свободен. Дженни стащила перчатку и извлекла из кожи крохотный шип.
Она осторожно ступила на территорию — и тут же подпрыгнула от неожиданности, когда рядом с ногой проскользнуло мохнатое тельце крысы. Тварь, метнувшись в сторону, исчезла под кучей искореженного металла и дерева. Дженни перевела дух и аккуратно закрыла проем в стене. Замела следы, как много лет назад.
Промозглая ночная сырость пробирала до костей, и Дженни трясло. Впрочем, дрожала она не только от холода: «Сосновый край» совсем рядом… И все же хорошо, что удалось пробраться через тайный ход. Вроде как входишь на своих условиях. Сколько лет она здесь не была… Все переменилось до неузнаваемости. Теперь тут никто не ходил, и природа взяла свое: под распростертыми ветвями старых деревьев пышно разросся кустарник. Папоротники и побеги ежевики ползли по покрытой мхом земле, и от их старой тропки почти ничего не осталось.
Дженни потихоньку продвигалась к зданию клиники и, увидев впереди просвет, ощутила, как по спине побежали мурашки. Наконец деревья расступились. Она начала перемещаться короткими перебежками от ствола к стволу. На глаза сторожам попадаться совсем не хотелось. Боб выяснил по своим каналам, что территория охраняется. Задев ногой табличку старого металлического указателя, Дженни застыла на месте, дождавшись, пока не затихнет слабое дребезжание жести. Над головой что-то зашевелилось, и из кроны дерева, яростно хлопая крыльями, вылетела птица. Сверху мягко спланировали несколько листьев. Один из них, коричневый, жухлый, приземлился точно на голову, и Дженни сбросила его на землю, заодно стряхнув с плеч кусочки коры.
Прямо перед ней находилось место, где она когда-то проводила долгие часы. Маленький, огороженный с трех сторон садик у самого леса. Лечебницу отсюда даже не видно. Деревянная скамейка все еще стоит, во всяком случае — бо́льшая ее часть. Конечно, и на этом куске земли пациенты никогда не оставались в полном одиночестве, однако здесь можно было подумать, покурить и притвориться, что ты вовсе не в психушке. Растения, за которыми раньше ухаживал садовник, теперь разрослись, потеряли форму и подпирали торчащие из земли каменные кресты, не выдерживавшие подобного напора. Чайные свечи давно отгорели и заросли грязью, скрывшись под колючими стеблями сорняков и сгнившими мягкими игрушками, которые приносили на могилки умерших детей. Сиденья скамеек зияли дырами; спинки обросли зеленым мхом, въевшимся в сырое дерево.
