17 (29 июня) 1801 года.
Санкт-Петербург – Кронштадт.
Дмитрий Викторович Сапожников, лейтенант Российского флота и кавалер
Давно не бывал я в Кронштадте. Не в том, в который в XXI веке может попасть любой желающий, а в том, которым он был на протяжении веков. Я еще помню его «до дамбы», когда в Кронштадт можно было добраться лишь на пароме, а на пирсе прибывших гостеприимно встречали погранцы и люди с добрыми и немного усталыми глазами. Нынешний Кронштадт, забитый туристами, не производит в двадцать первом веке впечатление военно-морской базы, где все связано с кораблями и флотом.
Кронштадт «образца 1801 года» встретил нас не сиянием золотого купола Морского собора, а сотнями матч кораблей, стоящих на рейде. Наш йол
[26], на который мы погрузились на пристани в Ораниенбауме, легко рассекал серые воды Финского залива. Крузенштерн чувствовал себя на его палубе как дома – сказывался многолетний опыт давних плаваний. Дашка же – вот бестия! – как всегда лезла туда, куда ей не следовало, и рисковала при резком повороте оказаться за бортом. Ну а Леша с видом профессионала осмотрел йол, поковырял доски на борту корабля и покачал головой.
Я знал, что корабли Балтийского флота России отличались недолговечностью. Некоторые из них несли службу менее десяти лет. На то было немало причин, главная из которых – сырой лес, из которого изготовлялись корабли. Об этом стоило бы поговорить потом в Адмиралтействе.
А в Кронштадте в настоящее время главным был полный адмирал Петр Ханыков. Дядечка сей не вызывал у меня доверия. В свое время он командовал русской эскадрой, которая вместе с британской эскадрой блокировала побережье Голландии, захваченное французскими войсками. Да и потом, в нашей истории, действуя в 1808 году против англичан и шведов, был признан виновным «в неосмотрительной оплошности, слабости в командовании, медлительности, так как не воспрепятствовал соединению английских кораблей со шведским флотом и удалился, ”не имея причин”, в Балтийский порт, потеряв при этом 74-пушечный корабль ”Всеволод”. За это Ханыков был осужден к разжалованию в матросы на месяц, но император Александр I отказался конфирмовать приговор военного суда. В конце концов Ханыкова «за невыполнение высочайших предписаний» в 1809 году уволили в отставку. Я пытался поговорить о нынешнем командире Кронштадтского порта с Федором Федоровичем Ушаковым, но тот, чуждый всем служебным дрязгам и сплетням, категорически отказался продолжить этот разговор. Жаль, очень жаль…
Впрочем, Ханыков, ссылаясь на самочувствие и возраст, вежливо извинился за то, что не сможет лично поприветствовать посланцев государя, и отправил на встречу с нами адмирала Михаила Кондратьевича Макарова, нашего старого знакомого еще по Ревелю. У меня сложилось впечатление, что с ним мы найдем общий язык.
Прежде всего мы хотели осмотреть Кронштадтское адмиралтейство и доки. Ну и посмотреть, в каком состоянии находится Балтийский флот. Нам предстояла долгая и жестокая борьба с Британией, которая, как известно, сильна своим флотом. А что мы можем ему противопоставить? Одно дело, встретить эскадру неприятеля в своей гавани, где нашим кораблям помогало все: извилистый фарватер, береговые батареи, заграждения в виде ряжей. И другое дело – сражение двух парусных эскадр в открытом море, где немаловажное значение имеет выучка экипажей, а также умение командиров маневрировать и ловить ветер парусами.
И тут я вспомнил о письме Крузенштерна адмиралу Де Рибасу. Тому самому, в честь которого в Одессе названа знаменитая улица. Дело было в 1800 году, и уже тогда отношения между Россией и Англией стали хуже некуда. Вот как Крузенштерн предполагал действовать в случае начала войны с Британией: «Будет чрезвычайно важно вредить всячески торговле, единственному источнику богатства Англии. В этих видах я предлагаю назначить, в начале мая, эскадру из двух линейных кораблей и нескольких обшитых медью фрегатов, с тем чтобы она, обогнув Шотландию, отправилась на высоту Азорских островов, где нет английских крейсеров и где обыкновенно проходят суда, возвращающиеся в июле и августе месяцах из Восточной и Западной Индий и из большого Южного моря. Я по собственному опыту знаю, что конвой этих кораблей бывает всегда слабый и редко состоит более чем из одного или двух военных кораблей. На пути не следует забавляться захватыванием призов, чтобы тем не возбудить подозрения; но по приходе ограничиться взятием только этих больших кораблей, из которых каждый, возвращаясь из Индии и из Китая, представляет собою ценность в 1½ или в 2 миллиона рублей; суда же меньшей важности надо просто потоплять».
Кстати, Крузенштерн учел и такой фактор: «Англичанам не придет в голову, чтобы мы пошли на такое предприятие, и беспечность их подает нам счастливую надежду на исполнение».
Иван Федорович мыслил вполне конкретно: британцев следует бить по их кошелькам. На индийских богатствах поднялась промышленность будущей Империи, над которой никогда не заходит солнце. Если перекрыть морские пути, которые, как пуповина, связывали колонии и метрополию, то алчная Британия скоро загнется от анемии.
– Иван Федорович, – спросил я у Крузенштерна, – а вы не хотели бы стать каперским адмиралом? Да-да, это я вполне серьезно спрашиваю…
Крузенштерн сделал удивленные глаза. А я подмигнул ему и приложил палец ко рту – дескать, разговор об этом еще впереди.
17 (29 июня) 1801 года.
Кронштадт. Петровский док.
Алексей Алексеевич Иванов,
частный предприниматель и любитель военной истории
Скажу прямо – хотя я и не один раз видел Петровский док в Кронштадте, только сегодня впервые оценил его размеры и добротность. И тем обидней мне было то, что корабли Балтийского флота, по своей конструкции мало уступающие иностранным, имели такой малый срок службы. По дороге я не поленился и внимательно осмотрел йол, на котором мы следовали из Ораниенбаума в Кронштадт.
Я убедился, что все болезни, которые снижают срок службы военных кораблей, в наличии и на этом небольшом двухмачтовом паруснике. Корпус был изготовлен из плохо просушенной древесины, из-за чего уже через лет пять дерево начинало гнить. Я не говорю уже об откровенной халтуре, когда стальные болты, соединяющие детали корпуса, не проходили насквозь, а служили лишь декорацией. Иной раз стальной крепеж заменялся обычными деревянными нагелями. Результат – не отслужив в боевом строю и десяти лет, корабль приходилось списывать для разборки на дрова.
Что же касается Петровского дока, то открыли его лишь в 1752 году, в царствование дщери Петра Великого императрицы Елизаветы Петровны. Она лично соблаговолила своей царственной ручкой запустить шлюзовые механизмы. К моему стыду, я узнал от адмирала Макарова (меня так и подмывало назвать его Степаном Осиповичем, а не Михаилом Кондратьевичем), что еще с 1774 года в доке установлена паровая машина, купленная в Шотландии. И с ее помощью огромный доковой бассейн можно осушить всего за девять дней. А совсем недавно – в 1792 году – Кронштадтская портовая мастерская самостоятельно построила для этих же целей паровую машину еще более совершенной конструкции. А мы с Кулибиным изобретали велосипед! Мне даже стало стыдно за свое незнание истории…
