Я подняла ногу и закинула ее на бедро Доменика.
– На щиколотке. – Я подтянула вверх штанину джинсов, открывая три крошечных китайских иероглифа красного цвета. Я чувствовала себя странно, хвастая незнакомцу тем, о чем всегда старалась забыть. Когда жила с Фрэнком, я порой заклеивала татуировку пластырем и говорила мужу, что порезалась.
– Красиво, – сказал Доменик. Тем не менее выглядел он разочарованным. Моя татуировка банальна. С другой стороны, у него вообще какой-то индейский узор. Ему ли меня осуждать? – Что они означают?
– Полная бессмыслица, – ответила я.
Доменик на несколько секунд задумался:
– Кажется, я тебя понимаю. Но расскажи свою историю.
Старый школьный друг, Уолт Бёрден, однажды вечером встретил в городе небольшую группу китайских туристов. Среди них была девушка, которая затронула в нем такие струны желания, что он потом встречался только с азиатками. Когда туристка отвергла его ухаживания, он сообщил ей, что хочет сделать татуировку в виде китайского слова, означающего «мир». Мол, такой ведь нет ни у кого. Он попросил ее написать иероглифы. После неоднократных просьб и обещания, что тогда он отстанет, девушка согласилась написать иероглифы на салфетке.
Наш одноклассник Артур Чанг мельком увидел надпись на уроке математики и начал хихикать. Я подсунула Артуру записку: «Что смешного?» Он объяснил, как на самом деле переводятся иероглифы, – Уолт понятия не имел, какие слова на себе носит.
Полгода спустя, выиграв соревнования по плаванию, моя лучшая подруга Мелинда настояла на том, чтобы мы отпраздновали это событие, сделав татуировки. Мы пошли в тату-салон. Мелинде сделали дельфина – двумя днями ранее она решила, что это ее тотемное животное. Она хотела, чтобы я тоже выбрала дельфина, но мне не нравилась идея парных татуировок и эзотерических зверей. Я осознавала, что участвую в обряде посвящения, о котором вскоре буду жалеть. У меня была фотография татуировки Уолта, и я попросила мастера сделать мне ее миниатюрную копию на внутренней стороне лодыжки.
Не знаю, почему такая татуировка понравилась мне больше, чем дельфин, лягушка или китайское слово, напоминающее о том, что происходит и без всяких напоминаний, например дыхание. А теперь выбранные иероглифы кажутся даже символичными, потому что буквально они означают «полная бессмыслица». Хотя тогда Мелинде я соврала, что они означают «плавать».
Я рассказала Доменику сокращенную версию истории, за вычетом лжи Мелинде. Он улыбнулся и кивнул:
– У твоей татуировки интересная история.
– Спасибо. – Я была польщена. Я уже и не помнила, когда в последний раз говорила правду о своем прошлом кому-то, кроме Блю. – А у тебя какое оправдание? Будешь утверждать, что ты на два процента индеец чероки?
Доменик расхохотался. Его смех был искренним, раскатистым, неподдельным.
– Нет, ничего подобного.
– Тогда почему у тебя такое же клеймо, как у любого другого мужчины?
– Потому что «Форти Найнерс»
[8] проиграли Суперкубок.
– Даже не видно, где она заканчивается…
– С удовольствием покажу, – перебил Доменик.
– …Но соглашаться на многочасовую агонию из-за проигранного спора – это не слишком?
Доменик допил свой напиток и сказал:
– Я всегда держу слово.
Я ему поверила. Как вы уже догадались, мужчины меня в последнее время не интересовали. Мужчины, конечно, разные, но мне попалась парочка настолько прогнивших, что они бросали тень на остальных. Однако Доменик показался мне вполне подходящим – по крайней мере, для мужчины, которого знаешь меньше часа.
Хэл снова вырос за стойкой.
– Его величество вам докучает? – беззлобно поинтересовался он.
– Пока нет, – сказала я. – Я позову вас, если что.
Доменик посмотрел мне прямо в глаза. В его взгляде читалось желание и любопытство и ни капли сального блеска, который появляется, когда мужчина пытается решить, сколько он может у тебя отобрать. Я старалась не отводить глаз, хотя за последние три месяца отвыкла от долгих зрительных контактов.
– Купить тебе бургер? – спросил Доменик.
– Что? – Я ждала другого вопроса.
– Я голоден. Недалеко есть закусочная. Мясной рулет я бы не советовал, куриный стейк вообще нарушает все санитарные нормы, вместе взятые, а вот бургеры почему-то отменные.
Похоже, он просто заполнял болтовней паузу, ожидая моего ответа.
– Да, – сказала я.
Новенький «Форд» Доменика стоял прямо у бара. Он открыл мне пассажирскую дверь, как и положено джентльмену. Мое сердце заколотилось. Как будто воздух вдруг стал разреженным, и, чтобы успокоиться, мне нужно было сбежать. Доменик захлопнул дверцу и подошел ко мне.
– Разумеется, можно и пешком, – сказал он. – Всего три километра по этой дороге.
Глава 9
Доменик оказался прав насчет бургеров, но меня волновала обстановка в закусочной. Вряд ли я хорошо выглядела в ярком свете флуоресцентных ламп, а еще я беспокоилась, как теперь смотрятся голубые контактные линзы. Время от времени я замечала, что Доменик косится на меня с подозрением. Впрочем, я его едва знала, так что, возможно, он всегда себя так ведет.
Мы оба проголодались, поэтому ели молча. Проглотив последний кусок, Доменик положил салфетку на тарелку и сдвинул ее на середину стола. Подошла официантка и спросила, не нужно ли нам чего-нибудь еще. Доменик похвалил повара и подмигнул ей – у него это получалось. Официантка положила на стол чек. Доменик сразу его схватил. Я по привычке потянулась за кошельком, но Доменик от меня отмахнулся.
Он откинулся на спинку кресла, довольный и разомлевший, и улыбнулся:
– Дебра, расскажи о себе.
Кошмарный вопрос. Я совсем не горела желанием отвечать.
– От этих ламп у меня голова разболелась, – увильнула я.
– Тогда пойдем отсюда.
Выйдя на улицу, я почувствовала себя не в своей тарелке. Вернулись желания, которые я долго запрещала себе иметь, против которых яростно боролся мой ум. К голове приливал жар. Немногие мужчины вызывали у меня такую реакцию. В прошлый раз я испытывала похожие ощущения с мануальным терапевтом, но они были и вполовину не так сильны, как нынешние. Стоя на безлюдном тротуаре, я вспоминала свои школьные увлечения – горячая вспышка желания могла сделать невозможной даже простую задачу вроде завязывания шнурков. Я вспомнила, как Райан прошел мимо окна на уроке английского. Он посмотрел на меня и улыбнулся. А я уткнулась в «Великого Гэтсби» и снова и снова перечитывала одну и ту же строчку. До сих пор ее помню:
