Оставив у Вайнсверга триста карун, они вышли в зимний вечер, переполненный огнями, запахом вина с пряностями и веселыми голосами, и Анна, взяв Дерека под руку, сказала:
— Вот так все и кончилось. Оставшиеся арниэли будут жить, не поднимая головы, а новых не будет.
Дерек понимающе усмехнулся. Они неспешно шли по улице, их обгонял народ, и единственным, что осталось у Анны от той жизни, которую создал Гейб Коннор, была надежда на то, что она сможет починить Джона. Все, чем жил гениальный изобретатель, рассыпалось в прах — теперь надо было идти дальше, а не рыдать на пепелище.
— Я не думал, что собор сожгут, — произнес Дерек. — Все-таки культурная ценность, хаомийская жемчужина, — он кивнул в сторону стойки с газетами, возле которой продавец попивал горячий сбитень, и добавил: — Все скорбят.
“Величайшая потеря”, прочла Анна один из заголовков, и от газетной стойки повеяло огнем и дымом. Собор уже начали восстанавливать, но он больше никогда не будет прежним. Мир уже не будет прежним. Дерек протянул продавцу пятигрошник, взял газету и прочел:
— По данным следствия пожар вспыхнул из-за того, что один из бездомных, которые традиционно находили приют в соборе святой Марфы, не загасил трубку. Однако уцелевший священник сообщил, что огонь распространился молниеносно и поначалу имел бледно-голубой вид — традиционный знак божественного проклятия. В соборе в это время шла служба, которую всегда посещают арниэли, и мы можем сделать выводы о том, что их существование было неугодно Господу нашему…
Он скомкал газету, швырнул ее в ближайшую урну и сердито воскликнул:
— Получается, бездомный курил трубку со взрыв-камнями! Это именно они дают пламени такой цвет!
— Пойдем, — прошептала Анна, потянув Дерека за руку. — Мы с тобой и так знаем, что это был поджог.
— Я терпеть не могу, когда из людей делают дураков, — фыркнул Дерек. — Божественное проклятие, это надо было такое придумать!
— Ты сам слышал, что говорили зеваки, — вздохнула Анна. Она устала, и у нее не было сил ни на споры, ни на возмущение. — На самом деле люди ничего не имеют против.
— А хозяевам возместят ущерб, все арниэли застрахованы. Так что сыграли по нулям.
Некоторое время они шли молча — потом, когда перед ними развернулась Большая Морская, с ее магазинами, театрами и дворцами, Анна спросила:
— Интересно, что теперь будет с моим дядей? Джон умер, производство арниэлей остановлено.
— Уверяю тебя, для таких, как он, всегда найдется занятие, — по-прежнему хмуро произнес Дерек. — Не будет выпускать арниэлей, так займется чем-то еще.
Впереди остановился экипаж, выпуская стайку барышень и их дородную матушку, которые сразу же нырнули в распахнутые двери универмага. Дерек махнул вознице и, обернувшись к Анне, сказал:
— Езжай домой. Начинай работу, я вижу, что тебе не терпится.
— А ты? — спросила Анна, глядя ему в лицо и надеясь увидеть там ответы на все вопросы, которые не смогла бы задать.
— А я еще пройдусь, — ответил Дерек. — Извини. Мне надо все обдумать одному.
* * *
Погребок Авербаха был популярным местом среди столичной молодежи, а уж в праздничный вечер здесь вообще было не протолкнуться. Знаменитое Авербахово темное пиво лилось рекой, официантки сбились с ног, разнося подносы со свиной рулькой, картофелем и маринованными овощами. Свободных стульев не нашлось даже за стойкой — там поднимали тосты молодые люди, одетые по последней моде и причесанные руками умелых куаферов. “Актеры”, — решил Дерек, проталкиваясь мимо них к Авербаху, который разливал по кружкам пиво. Увидев, кто пришел, хозяин заведения улыбнулся и спросил:
— Как всегда?
— И побольше, — Дерек улыбнулся в ответ, и Авербах поставил наполненную кружку на стойку, где ее сразу же подхватил один из актеров, и повел Дерека к двери в отдельный кабинет.
Когда-то Дерек спас Кейтлин, юную жену Авербаха — ее взяла в заложницы ведьма, которая надеялась, что так у нее получится уйти от охотника. Ведьма пополнила коллекцию, Кейтлин вернулась к Авербаху живой и здоровой, а Авербах пообещал, что в награду Дерека всегда будет ждать отдельный кабинет в его погребке, пиво и ужин в неограниченных количествах. Дерек захаживал к Авербаху пару раз в год, не чаще. Он прекрасно понимал, что после определенных границ благодарность перерождается в неприязнь.
Авербах зажег лампу, официантка принесла поднос с пивом, рулькой, ломтиками картофеля и разноцветной россыпью маринованных овощей и, когда дверь закрылась, то Дерек почувствовал себя отрезанным от мира. В крошечном закутке было тихо и уютно, шум предпраздничного вечера, который доносился снаружи, казался мягким лепетом моря.
Все сдвинулось, соскользнуло куда-то в сторону. Где-то Анна пыталась воскресить своего Джона и верила, что у нее все получится. Где-то король и принц надеялись, что у них все получилось, и рано или поздно они все же смогут вернуть базу Гейба Коннора. Где-то далеко, словно бы в другом мире, был сгоревший собор святой Марфы, обугленная рана на теле королевства — сейчас следователи ползали среди гари и пепла, пытаясь разобраться, что произошло, но все было ясно и так. После того, как арниэли собрались на службу, двери заперли изнутри, а священник задал деру. Запах, который выделяют взрыв-камни, вступает в реакцию с драконьим бархатом — арниэлей парализовало, и они остались на скамьях, не в силах пошевелиться.
Интересно, сколько священник получил за свое предательство? Представляет ли, как бесы превратят его в свою лошадь и будут кататься на нем по преисподней? Ведь именно это ждет предателей, если верить Писанию.
Впрочем, ему наплевать на преисподнюю. Все бесы давным-давно здесь.
Дерек отпил из кружки — да, недаром Авербахово пиво славилось по всей столице, в нем не было ни следа горечи, только невесомый хмель. Должно быть, это был вкус самой жизни, и Дерек собирался прожить ее так, чтобы не сделаться ни игрушкой в чужих руках, ни экспонатом в витрине.
Рулька оказалась выше всяких похвал, мясо так и таяло во рту. Пластинка артефакта с базой Гейба Коннора во внутреннем кармане сюртука была невесомой.
Алчность коллекционера была единственным, на что Дерек мог поставить в игре с Эвгаром. Ни один из тех безумцев, кто завел свою коллекцию, не станет вышвыривать или портить экспонаты — и Дерек надеялся, что Эвгар любит и ценит тех, кого собирает.
От виноградного листка на запястье надо было избавиться — принц мог отдать приказ, и тогда Дерек принялся бы душить себя. Надо было продумать все до мелочей — чтобы Анна, которая воскресит своего любимого, сумела бы уехать с ним в Лекию, и у Эвгара не появилось ни малейшего желания возвращать ее или мстить.
Пинта пива кончилась как-то очень быстро, а Дерек никогда не заказывал у Авербаха вторую, не желая злоупотреблять гостеприимством и благодарностью. Он откинулся на спинку скамьи и подумал: принц будет в ярости, конечно, но как он ее выплеснет?
