– И в самом деле, ведь один только Тай и не явился сегодня по зову. Подозрительно это что-то. Надо сейчас же призвать его сюда и произвести расследование, чтобы снять подозрение с нас. Убедительно просим об этом, – говорили они все разными ртами, но в один голос.
Услышав это, Дракон сказал:
– Действительно, ключник Тай всегда являлся по зову первым, сегодня только его и не видно, это подозрительно. Представить его сейчас же сюда!
Не успел он еще отдать своего приказания, как Окунь, ответив: «Слушаюсь», сломя голову кинулся прямо в жилище Тая и явился вместе с ним опять пред лицом Дракона.
Краснощекий раньше Тай стал совсем не похож на себя. Он весь позеленел и едва двигался.
С закрытыми наполовину огромными глазами почтительно остановился он перед Драконом.
– Ну ты, главный дворцовый ключник Тай, по какой такой причине не явился ты сегодня сюда по моему приказу?
– Смею доложить, по той причине, что со вчерашнего вечера я немного приболел…
– Молчать! Эта болезнь твоя не что иное, как небесное наказание за то, что ты украл крючок Хико-Хоходэми.
– Так точно, все так, как ты изволишь говорить. Крючок Хико-Хоходэми застрял у меня в горле; он не только не дает мне есть и дышать, но и причиняет еще невыразимые страдания, невыносимую боль. Но совершил я этот проступок под влиянием минуты, и не было у меня такого умысла, чтобы украсть крючок и убежать. Боюсь говорить, но все же униженно прошу простить мою вину, – говорил Тай, горестно вздыхая.
Тогда выступил вперед Окунь и сказал:
– Как я докладывал, так и оказалось. Крючок в горле у Тая, надо тут же немедленно достать его и представить Хико-Хоходэми.
– О! Я тоже так думаю. Ну-ка, Окунь, достань его.
– Слушаюсь, – ответил Окунь.
Подойдя к Таю, он без труда достал крючок из широко раскрытого рта и, тщательно обмыв его, подал Дракону. Дракон взял крючок и с глубокой почтительностью преподнес его Хико-Хоходэми.
Необычайно обрадован был Хико-Хоходэми, получив наконец крючок. Восхваляя могущество пресветлого Дракона, не переставал он благодарить его. Дракон укорил Тая в нечестности и пригрозил, что расправится еще с ним за это преступление, но Хико-Хоходэми остановил его:
– Хотя крючок украден Таем, он возвращен мне; не следует наказывать особенно строго за это. Тем более надо сожалеть, что, если принять во внимание его показания, он совершил этот поступок не умышленно, а под влиянием минуты и сам же причинил себе этим страдания. Это моя собственная ошибка, что я взялся за дело, к которому не привык, стыдно даже вспоминать об этом, прости Таю вину его ради меня.
Дракон был тронут таким заступничеством, полным милосердия и сострадания.
– Могу ли я противиться таким благородным и великодушным речам? – сказал он и тут же дал помилование Таю.
Рад был и Тай, и, пошевеливая радостно плавниками, стал он восхвалять перед рыбами доброту Хико-Хоходэми, а затем удалился от пресветлого лика Дракона.
Ну вот, самое важное, что крючок благополучно отыскан и во дворце Дракона делать Хико-Хоходэми больше уже нечего. Но и сам Дракон, и обе его божественные дочери полюбили благородного и добродетельного Хико-Хоходэми и убедительно, чуть ли не удерживая за рукава, упрашивали его остаться еще и еще на один день. Не из камня и не из дерева было сердце у Хико-Хоходэми; опутанный нежными путами теплого участия, продолжал он пребывать во дворце Дракона.
Сменяются солнце луною и луна солнцем, быстро несется вперед неудержимо текущее время. Ничего не изменилось на этом свете, неизменным оставалось все и во дворце Дракона, но прошла весна, миновала осень… протекли уже три года.
Немалый срок три года для короткой остановки на ночлег в пути. С каждым днем все больше и больше овладевали сердцем Хико-Хоходэми думы о возвращении домой, а к тому же еще он стал беспокоиться о судьбе своего брата. И вот обратился он однажды к Дракону с такими словами, чтобы высказать ему свое решение:
– Долго уже пользуюсь я твоим гостеприимством, но под управлением у меня находится большая страна на суше, и негоже мне навсегда оставаться здесь, на дне океана. Потом я опять как-нибудь опущусь сюда, но теперь я хочу сейчас же вернуться на сушу, возвратить брату крючок и смирить этим его гнев. Невыразимо жаль мне расставаться, но в первый же счастливый день отныне уйду я отсюда; прошу тебя, не думай дурно обо мне.
Печалью омрачилось лицо Дракона, когда он услышал это, и, утирая слезы, он сказал:
– Сколько бы ты ни оставался здесь, всегда будешь для нас дорогим, желанным гостем, но ты потомок небесных богов, правящий на великой суше, и, конечно, не годится тебе оставаться здесь. Об одном только попрошу тебя: пусть в знак твоего пребывания здесь будет еще крепче, чем прежде, общение между морем и сушей.
Так от всего сердца, от всей души говорил Дракон, а затем приказал обеим дочерям своим, Тоётама-химэ и Тамаёри-химэ, принести два круглых камня – талисманы.
– Эти вещи называются мандзю и кандзю, это сокровища Драконова дворца, завещанные от предков. Прими их, этот мой ничтожный прощальный дар.
– Я не знаю, как и благодарить тебя. Но что же это такое – мандзю и кандзю?
– Слушай. Вот этот мандзю – это талисман, вызывающий воды прилива. На какое бы сухое место ни попал ты, но подыми его раз кверху, и сейчас же, как по зову, придут воды и зальют все. Таково чудодейственное свойство его. А вот этот, который называется кандзю, – это талисман, осушающий воды прилива. С какой бы силой ни шло наводнение, но подыми его раз кверху, и воды тотчас же отхлынут. Таков этот чудесный, удивительный талисман. Носи их, Хико-Хоходэми, постоянно на себе, и тебе нечего будет бояться, в какую бы беду ты ни попал; но мало того, они годны и для того, чтобы прекращать бедствия, причиняемые рисовым полям засухами и наводнениями.
Дракон еще раз объяснил способ пользования этими талисманами. Хико-Хоходэми был очень обрадован, тотчас же положил он оба талисмана за пазуху и, не переставая прощаться, вышел из ворот Драконова дворца. Усевшись на приготовленного для него заранее восьмисаженного крокодила, который служил лодкой для обитателей дворца, он быстро направился домой в Японию.
Мэнасикаго – для пути вперед, восьмисаженный крокодил – для обратного, оба судна чудесны. Такие чудеса, такие средства передвижения, быстроте которых уступают даже нынешние парусники и пароходы, могли существовать только тогда, в век богов.
Вернувшись в родную страну, Хико-Хоходэми сейчас же поспешил к своему брату и, представив ему вытащенный изо рта Тая крючок, вежливо и покорно стал просить извинения и прощения.
Но дело в том, что коварный старший брат, упрекая тогда Хико-Хоходэми в утере крючка и заставив его из-за этого отправиться во дворец Дракона, сам в его отсутствие захватил власть над страной. Как раз в то время, когда он стал считать себя настоящим властелином, когда почувствовал в себе уже гордыню власти, неожиданно возвращается Хико-Хоходэми и отдает ему крючок. Все его старания, все его заботы разлетелись, как пузыри на воде, и, потерпев неудачу в своих планах, возненавидев в глубине души Хико-Хоходэми еще больше, замыслил он в конце концов злое дело. Подстерегши Хико-Хоходэми, ушедшего на охоту в одиночку, он решил убить его.
