Я подняла руку и погладила его по лицу. Почему все такое настоящее…
— Я так по тебе скучаю.
— Я тоже, моя хорошая. Безумно просто. Это все скоро кончится.
— Обещаешь?
— Конечно. Ты чуть-чуть подожди еще.
— Я жду. Только без тебя очень плохо.
Я никак не могу разжать пальцы, которым вцепилась в его руку, не могу отвести глаз от лица. Мне надо запомнить все, до мельчайших подробностей, каждый жест, каждую полуулыбку, чтобы потом вспоминать. Набраться впрок его тепла и нежности, хотя это и невозможно.
Он первым сдался — обнял, прижал к себе, так, что я слышу, как колотится его сердце. Я догадываюсь, что Сергей молчит по той же причине, что и я — боится, что голос сорвется и выдаст.
— Спасибо тебе, — Сергей отстранился.
Я вопросительно посмотрела на него.
— За альбом, за родителей, за Настю.
— Ты все видишь, да?
— Почти, это как сны. Кусочки, обрывки — я в них проваливаюсь и вижу, но сделать ничего не могу. Сашка, это все так неправильно, что я здесь, а ты там одна.
— Это же ненадолго, — я улыбнулась максимально спокойно, — я дождусь. Ты просил.
— Когда?
— Ты мне приснился, — я не удержалась и провела кончиками пальцев по его щеке, — перед тем как все случилось. Просил тебя дождаться.
— Я очень за тебя тогда боялся. Наверное, это как-то всё связано.
— Наверное, — я снова его обняла, — может это и не сон вовсе, поэтому все такое настоящее.
— Знаешь, мне вот интересно, тут все такое настоящее? — он очень хитро улыбнулся.
— Ты о чем?
— Иногда до тебя очень тяжело доходит, — вздохнул Топольский, склонился и поцеловал.
Все тут настоящее. И сердце замирает как в первый раз, хотя губы такие знакомые и теплые. И дыхание сбивается и земля из-под ног.
И если бы не болезненное понимание, что все это сон и он закончится…
— Ты дождись, — Сергей уперся своим лбом в мой и смотрит мне в глаза, — я очнусь и все будет хорошо. Замуж за меня теперь придется идти.
— А я против?
— Раньше была.
— Раньше было по-другому.
— Не о том мы говорим. Хорошая моя…
Я не помню, чтобы в жизни мы так отчаянно обнимались. Как будто от этого что-то изменится или сон не закончится.
— Я тебя люблю.
— И я. Санечка…
Дальше я не услышала.
Просыпаться не хотелось совсем, может быть, если я сейчас укроюсь одеялом с головой и усну мне приснится продолжение? Почему нет, если вдруг это правда не совсем сон? Может быть, если сильно захотеть, получится? Почему-то у меня совсем нет чувства грусти, отчаяния и желания завыть, хотя оно должно быть, я головой это понимаю. Очень странный сон. Или все-таки не сон?
Будильник над ухом снова противно запищал. Черт его возьми!
Нет, нужно вставать, потому что сегодня у меня встреча с Белозеровым. Его мне сосватал дядя Игорь и я, если честно, не понимала, почему. Военный хирург мне может чем-то помочь? Но съездить стоило, потому что это хоть маленький, но шанс. А помимо Белозерова еще куча мелких, но обязательных дел, которые просто нельзя больше откладывать.
В гараже меня ждал сюрприз — Шкода не завелась. Такси вызвать я не успевала и поколебавшись, взяла ключи от Ауди. Кроссовер Топольского отогнали в Луговое почти сразу, потому что гаража у него нет, а бросать машину во дворе мне показалось неправильным. И я старалась не замечать еще одну машину в своем гараже — даже брезентом накрыла, чтоб не натыкаться взглядом лишний раз.
Габариты не мои и шины еще лысые — я-то переобулась уже. Но выбора нет, завтра вызову мастера, наверное. Слава богу, благодаря Лехе, автомехаников с руками из плеч у меня на любой вкус.
Я сняла с машины брезент, открыла водительскую дверь и постаралась дышать медленно и спокойно. Только вот запах салона, забытые на панели темные очки, плед на заднем сидении. Все это как привет из прошлой счастливой жизни — очень короткой и очень счастливой.
Еще немного постояв, я подвинула водительское кресло под себя, села и завела мотор. Несмотря на простой, кроссовер завелся сразу, сыто и низко зарычал.
* * *
Тимофей Ильич Белозеров выглядел совсем не так, как я представляла. Крепкий, высокий, ни единого седого волоска.
— Александра Алексевна, не совсем понимаю, почему Игорь так хотел, чтоб я вас консультировал. Сразу оговорюсь, что это немного не мой профиль — я военный врач, хирург.
— Я знаю, Тимофей Ильич, но я сейчас в таком положении, что хватаюсь за соломинку. Если вы хоть что-то сможете сказать — уже хорошо. Нет, я продолжу искать дальше.
— Рад что мы друг друга понимаем. Бумаги принесли?
Пока он листал увесистую папку анализов, заключений и исследований, я украдкой разглядывала кабинет. Вот кабинет был классический — стеллажи с медицинскими справочниками, тонны профессиональной литературы, массивный стол с таким же добротным тяжёлым креслом. На столе фотографии, одну из них видно с того места, где я сижу — три улыбающиеся детские мордашки — двое постарше — мальчик и девочка, двойняшки и мальчишка помладше, щекастый и потешный.
— Это внуки, — Белозеров проследил мой взгляд и улыбнулся, — я многовнучатый дед.
— По аналогии с многодетным отцом?
— Именно так. Александра Алексеевна, может, всё-таки, чаю?
— Нет, спасибо.
— Воля ваша. Ну что вам сказать, — мужчина поправил очки и достал из папки снимок МРТ, — я не могу сказать, что все безнадежно. Да, время не на вашей стороне, но, на мой взгляд, шансы есть. Увы, что-то более весомое сказать не могу, повторюсь — не мой профиль. Но могу вас свести с коллегой, который как раз-таки интересуется темой мозга в коме и ее последствиями.
— Это было бы просто замечательно.
— Погодите радоваться, коллега давно живёт не в России.
— Я оплачу билет, любую гостиницу и консультацию. Финансы пока позволяют.
— Это большой плюс, — Тимофей Ильич кивнул, — болеть у нас, к сожалению, очень дорого. Сейчас напишу вам контакты. Понимаете, я бы позвонил при вас, но часовые пояса, Александра Алексеевна, увы.
— Вы и так много сделали, Тимофей Ильич. У меня теперь есть какая-то надежда, а то все советуют только ждать.
Белозеров внимательно посмотрел на меня поверх очков.
— А вы, значит, не хотите ждать, Александра Алексевна?
— Не хочу. Не привыкла.
— Понимаю. Вот, — он протянул мне прямоугольник плотной бумаги с номером телефона и именем, — только помните, что у нас разница почти в пять часов.
