– Нет, хотя я была бы не против – точнее, мне хотелось ухаживаний. Беда в том, что старших папиных жен мое замужество совершенно не заботило. У них были собственные дочери. В общем, прошел год, за ним другой…
– Как ты здесь оказалась? – перебила я, откашлялась и пояснила: – Причем одна?
– Со старшими женами мы никогда не были близки, так что, когда мамы не стало, а Рахима отправили в Англию, я оказалась предоставлена сама себе. Когда нам с братом исполнилось по восемнадцать, мы унаследовали кое-какое состояние. В основном эти деньги принадлежали ему, но… это другая история. Еще ему достался этот дом, – она обвела рукой комнату, – а поскольку брат в нем жить не собирается, то я и переехала сюда.
Она допила чай и рассказала, что, когда объявила о своем решении уехать из дворца (и это будучи незамужней), родня обозвала ее «бесстыжей эгоисткой». Чтобы женщина жила одна? Неслыханная дерзость! Поведение Лейлы их раздражало, она же в ответ игнорировала их. Лейла увлекалась переводами, литературой и толком не замечала их неодобрения, что равнялось самому отчаянному бунту.
– Я могла жить, как хотят они или как хочу я, – заключила она. – Выбрать было несложно.
Мне хотелось узнать больше о ее жизни, но в ту минуту я ограничилась тем, что спросила, давно ли она здесь живет.
– Восемь лет.
– Тут очень красиво.
– Да. В этой части Тегерана до сих пор чувствуешь себя как в деревне, правда?
Я кивнула. Удаленность ее дома от столицы поразила меня в первый визит, теперь же я в полной мере осознала ее преимущества. Для того, кто хочет жить один и располагает необходимыми средствами, лучшего места нельзя пожелать.
Она налила нам еще чаю, и я поняла, что настал мой черед рассказывать. У меня сложилось впечатление, что Лейла знала или хотя бы догадывалась о многом из того, что случилось со мной за последний год: обо мне часто писали в газетах, многое из написанного было ложью, кое-что было правдой. Но с чего же начать?
– Я бросила мужа, – сказала я и, помедлив, добавила: – И ребенка.
– Да, – тихо проговорила Лейла. – Я слышала об этом, но не знала, что из того, о чем мне рассказывали, сплетни, а что правда. – Она подалась ко мне, накрыла мою руку ладонью, сжала мои пальцы. – Расскажи, как это случилось.
Я замялась было, но потом откашлялась и заговорила. Я рассказала ей обо всем: о браке, о разрыве с Парвизом, о предательстве Насера и о том, что Парвиз запретил мне видеться с Ками, если я не перестану сочинять стихи и не вернусь в Ахваз. Я описала клинику Резаяна и все, что сталось со мною там.
Лейла была первой, кому я поверила все без утайки. Я говорила долго. Порой умолкала, не зная, как продолжать. Рассказывая о Ками и о том, как меня мучит разлука с ним, я осеклась. Лейла молча сходила на кухню и вернулась с миской белой шелковицы. Она слушала, не осуждая, время от времени задавала вопросы, но в основном молчала, и, когда я умолкала, она не произносила ни слова.
– Ты смелая, – заключила она, когда я закончила.
– Даже если то, что я сделала, стоило мне разлуки с сыном?
Я впилась в нее взглядом, дожидаясь ответа. Наверное, мне хотелось, чтобы она взяла меня за руку и сказала: да, даже если это стоило тебе разлуки с сыном. Меня можно простить за то, что я разрушила брак. Я не сумасшедшая и не бессердечная. Но она не ответила ни да ни нет. Промолчала.
В тот момент большего и не требовалось.
Но мне не давал покоя один вопрос, и я решила, что выпал случай его задать.
– С того самого дня, как я оказалась здесь, я хотела кое-что спросить.
– Да? – Лейла подняла бровь.
– Ты забрала меня… – Я замялась, подбирая слова, чтобы описать клинику. – Оттуда, – нашлась я наконец. – Как тебе это удалось?
Лейла мимолетно улыбнулась, пожала плечами.
– Всегда можно найти способ. Даже в нашей стране – точнее, особенно в нашей стране – всегда можно найти способ.
– Деньги? – догадалась я.
Она не ответила, чем лишь подтвердила мою догадку.
– В таком случае я у тебя в долгу.
– Вовсе нет, и, пожалуйста, не будем об этом. Лучше скажи мне вот что: раз уж ты теперь свободна, что ты намерена делать?
Я открыла рот, но не выдавила ни звука. Что я намерена делать? Понятия не имею. У меня нет ни дома, ни семьи – по крайней мере, такой, которая приняла бы меня. Даже если бы у меня были деньги, никто не сдаст квартиру одинокой женщине. Я понурила голову, закрыла лицо руками.
Лейла сжала мои запястья, мягко убрала мои руки от лица, поймала мой взгляд.
– Отдыхай, азизам. – Она коснулась моего плеча. – Поживи у меня, отдохни, ничего не делай.
На пятый день меня навестила Пуран.
– Форуг! – воскликнула сестра, завидев меня, бросилась к стулу, на котором я сидела, наклонилась и крепко обняла. Когда она отстранилась и подняла руку, чтобы вытереть слезы, я заметила красивое обручальное кольцо, а когда Пуран сняла пальто, я увидела ее округлившийся живот.
– Как живешь? – спросила я.
– Как видишь. Жду ребенка. – Она сняла шляпу. – Устаю, конечно, но все равно счастлива.
Я улыбнулась.
– Я так рада за тебя, Пуран.
– Спасибо, Форуг-джан. – Она села, положила пальто к себе на колени, наклонила голову набок и уставилась на меня. – А ты? Тебе… – Она замялась, словно взвешивая слова. – Лучше?
– Ты хочешь знать, в своем ли я уме?
Она вспыхнула.
– Нет, я вовсе не это имела в виду. Но когда тебя забрали, мы… испугались. Мы же не знали, куда тебя увезли. Мама места себе не находила, и, когда мы приехали тебя навестить, а ты за все время, что мы пробыли у тебя, слова нам не сказала, она очень расстроилась.
– Ты была в клинике? Вы с мамой?
Пуран наморщила лоб.
– А ты разве не помнишь?
Я покачала головой.
– Как вас только пустили.
– Нас действительно не хотели пускать, – призналась Пуран. – Но мама настояла. Никогда не видела, чтобы она так бесстрашно куда-то рвалась. Она ужасно переживала. И Санам тоже. Когда тебя увезли, они места себе не находили. В общем, мы приехали, пришли к тебе, а ты какая-то странная.
– Меня били током, – пробормотала я.
– Током?
– Электрошоковая терапия.
– Ох.
Она печально посмотрела на меня; в комнате повисла тишина. Чуть погодя Пуран протянула мне руку, и я сжала ее ладонь.
– Мама думала, ты сердишься на нее, потому и разговаривать не хочешь. Сегодня не приехала, чтобы тебя не расстраивать, но ты же повидаешься с ней, правда?
Я молчала, хотя не очень-то поверила Пуран. Я совершенно не помнила, чтобы они приезжали, и ужасно расстроилась, что они с мамой были там, рядом со мной, а я этого даже не осознавала.
