– Ты знаешь, что случилось с братом Лейлы?
– С Рахимом?
Я вздрогнула, услышав это имя. Ну конечно, ведь семьи Лейлы и Дарьюша близки, наверняка он знает Рахима всю жизнь, причем очень хорошо, просто мы никогда о нем не говорили. Я не рассказывала Дарьюшу (и вообще никому) о том, что ездила на конспиративную квартиру и виделась с Рахимом перед тем, как он бежал за границу.
Я закусила губу, уставилась в пространство. Неподалеку звенела птичья трель.
– Забудь, – сказала я. Воздух в салоне был влажный, душный. Я хотела опустить стекло, но Дарьюш протянул руку и остановил меня.
– Расскажи, что тебе известно о Рахиме. От начала и до конца.
Я глубоко вздохнула.
– Его так избили, что он не мог ни ходить, ни говорить.
– Когда?
– После того убийства.
– И ты ему помогла?
– Да.
Дарьюш замолчал, уставился перед собой, обдумывая мои слова. Наконец повернулся ко мне.
– Постарайся впредь думать, как выразить то, что ты хочешь, в стихах и фильмах без открытой критики режима. Там есть достойные люди, – он кивнул в сторону особняка премьер-министра, – но есть и такие, кто объявит тебя диссиденткой, и конец. Ничего больше не будет, ни фильмов, ни стихов.
Я посмотрела ему в лицо: загорелая кожа, карие глаза с нависшими веками, волевой подбородок. Интересно, что я подумала бы о нем, если бы наши жизни не были связаны. Его непробиваемая уверенность, его отчаянная независимость и гордость: в глубине души я уже отделяла себя от него, смотрела на него иначе, осознавая, кто он такой и кем мы отныне будем друг другу.
– Значит, вот как ты представляешь себе свободу? – пылко спросила я.
– О чем ты?
– Ты просил меня не говорить никому о наших отношениях, а теперь хочешь, чтобы я молчала о том, что творится вокруг. Не говори этого, не говори того. И это, по-твоему, свобода?
Он покачал головой, точно его задел мой вопрос.
– Не свобода, а возможность выжить, – ответил он.
Несколько мгновений я не сводила с него глаз, потом распахнула дверь и поспешно выбралась из машины. На этот раз Дарьюш меня не остановил.
– Я люблю тебя, – сказал он, прежде чем я хлопнула дверью. – Я пытаюсь тебя защитить. Пытаюсь тебя уберечь.
27
– Ты когда-нибудь бывала на озере Амир-Кабир?
– Нет, – ответила я Лейле, прижав трубку плечом к уху; телефонный провод протянулся от розетки в коридоре на кухню. – Несколько раз ездила по той дороге, но к озеру ни разу не подъезжала. А почему ты спрашиваешь?
– Потому что мне до смерти надоел Тегеран. А тебе?
– Само собой, но…
– Послушай, до конца мая я пробуду в Кередже. У меня тут домик. Старый, еще папин. Сейчас, вечером, это час езды. Почему бы тебе не приехать ко мне погостить?
– Я бы с радостью, но я пишу, – сказала я.
Это была и правда, и неправда. Вот уже пять дней я не выходила из квартиры, работала над новым циклом стихотворений, но слова не шли. Я работала из дома, чтобы не встречаться с Дарьюшем. Он позвонил мне после премьеры, но я повесила трубку, едва услышала его голос. Больше он не звонил. Я пыталась выкинуть его из головы, но тщетно.
– Так приезжай и пиши здесь! Сейчас самое начало сезона, все закрывается посреди недели. Практически все озеро в нашем распоряжении. Наверняка тебе не помешает отдохнуть от города, а какое тут купание! Утром, правда, вода прохладная, но к полудню прогревается. В доме есть кухня, я буду нам готовить… – И она перечислила блюда. – Рагу с гранатом и грецкими орехами, хрустящий рис, шафрановый пудинг, пахлаву.
Я рассмеялась.
– Не маловато ли?
– Послушай, – ответила Лейла, – если ты не приедешь сама, я прикачу в Тегеран и тебя украду. Ты же знаешь, Форуг-джан, я на это способна.
– Хорошо. – Я опять рассмеялась и словно на миг стала прежней. – Когда приехать?
– Ты ведь сегодня свободна?
Я открыла глаза и увидела, как сквозь ставни пробивается ниточка света. Накануне я приехала поздно, было уже темно, и я разглядела лишь россыпь домишек на склоне холма. И только утром, распахнув окно, я поняла, как здесь красиво. Дом располагался в охотничьих угодьях, некогда принадлежавших отцу Лейлы. Вокруг лес, от террасы к холмам простирается гранатовый сад, вдали на фоне неба качаются тополя.
Я накинула халат, отправилась искать Лейлу и нашла ее на кухне.
– Ты как цыганка, – сказала я.
Пахло пекущимся хлебом, пряными травами, зирой, шафраном, кинзой.
Босая Лейла – в белом хлопковом платье, кудри повязаны платком – стояла у плиты. По запотевшим окнам стекали капли влаги. На всех конфорках плясали кольца пламени. Я смотрела, как Лейла движется между столом и плитой с лопаткой в одной руке и деревянной ложкой в другой. Лейла оглянулась через плечо на меня.
– Лучше быть цыганкой, чем принцессой, – пошутила она.
Лейла налила мне чаю в красивую, но щербатую фарфоровую чашечку, я села за стол. Она отвернулась к плите, я рассматривала кухню. Полированный дубовый армуар в углу кухни вполне мог раньше стоять во дворце шаха, но полы были устланы пестрыми домоткаными коврами, и повсюду, куда ни глянь, веяло простотой и уютом.
– Раз уж ты наконец проснулась, – Лейла поставила передо мной ступку, положила пестик и несколько палочек корицы, – так давай помогай.
Я отхлебнула чай и принялась молоть корицу. Закончив, взяла щепотку и посыпала шафрановый пудинг. Потом кусочками миндаля выложила сверху звезду.
Я подняла глаза и заметила, что Лейла смотрит на меня.
– Неплохо, – похвалила она, и я состроила гримаску.
– Отлично выглядишь, Лейла.
Она чуть улыбнулась краешком губ.
– Ты так говоришь, будто для тебя это неожиданность.
– Неправда, – возразила я. – Но я же знаю, что ты последнее время почти никуда не выходишь. И… – я сглотнула, – в тот вечер ты была расстроена. На премьере. И до начала фильма, и позже, на приеме.
– Нервы. – Она пожала плечами. – Бывает. Это из-за Рахима, из-за всего, что случилось.
Я снова сглотнула.
– От него что-нибудь слышно? – осторожно спросила я.
Она покачала головой.
– Он уехал из Ирана. Он в безопасности. Остальное неважно. – Она вытерла лоб тыльной стороной ладони, вздохнула, помешала еду в кастрюле. – Жарковато. Который там час?
Я взглянула на наручные часы.
– Полдвенадцатого.
– Уже? – Она убавила огонь, положила ложку. – Тогда пошли купаться.
Мы быстро переоделись и по узкой лесной тропинке отправились на озеро. Мы шагали мимо колонн густо росших берез, наконец выбрались на поляну и устремили взгляд туда, где посреди долин и горных хребтов раскинулось сине-зеленое озеро.
