На берегу Лейла стянула с себя платье, бросила на песок. Она была в бирюзовом купальнике – лифчик с бретелькой через шею, высокие плавки. Кожа у нее была очень светлая, на плечах и груди виднелась россыпь веснушек. Даже без макияжа она была красива, как всегда.
Я стащила через голову блузку, сняла брюки. Линялый черный купальник висел на моей груди, поскольку был великоват. Я пыталась подтянуть лямки, но тщетно.
– Честное слово, Форуг, – ее лицо расплылось в улыбке, глаза привычно заблестели, – для такой роковой соблазнительницы ты порой демонстрируешь удивительное отсутствие стиля.
Я не удержалась от смеха.
– Как же я по тебе скучала.
– И я по тебе, – ответила Лейла. – Очень рада, что ты приехала. Я люблю тишину, но с тобой гораздо приятнее.
Она обняла меня за плечи, и мы направились к воде. У воды Лейла остановилась, завязала покрепче тесемку лифчика. Я осторожно ступала по большим камням у самого берега, когда Лейла пробежала мимо меня и стремительно нырнула в озеро. Стоя по пояс в теплой воде, я, прищурясь, смотрела на солнце и на нее. Она плавала замечательно – ровные, сильные движения. Чтобы так плавать, нужно быть очень уверенным в своих силах: такая уверенность нарабатывается годами. А то и всю жизнь.
– Только не говори мне, что боишься намочить волосы! – крикнула она чуть погодя, заметив, что я гребу по-собачьи, держа голову высоко над водой.
Лейла подплыла ко мне, нырнула, какое-то время ее не было видно, хотя я раз-другой почувствовала, как она коснулась моей ноги. В следующее мгновение Лейла выскочила передо мной, обдав меня брызгами; вода стекала у меня по лицу, вымочила мне волосы.
Наплававшись, мы расстелили на берегу полотенца. Я сидела, скрестив ноги, смотрела на озеро, пересыпала сквозь пальцы песок с мелкими камешками. Лейла надела солнечные очки, растянулась на полотенце, разметав черные кудри. Я взглянула на нее, думала, она дремлет, но Лейла неожиданно спросила:
– Ну как у вас с Дарьюшем?
– Что это за вопрос?
Она привстала на локтях, посмотрела на меня.
– Прямой. Простой.
– Разводиться он не планирует, если ты об этом.
– Жизнь изменилась. Теперь можно разводиться. Люди все чаще разводятся.
– Если ты помнишь, я в разводе. Мне ли не знать, что это. И если ты считаешь, что ему нужно развестись, чтобы мы поженились, не факт, что я этого хочу. По крайней мере, сейчас, а может, и вообще.
Лейла повернулась, подняла очки на макушку.
– Ладно, – мягко сказала она. – Забудь о браке. Я лишь хочу знать, хорошо ли тебе в этих отношениях?
– Нормально.
– «Нормально»? И ты готова этим довольствоваться?
Я помолчала, а потом ответила:
– Может, в кои-то веки мне стоит довольствоваться малым.
– Ты сама себя слышишь? Год назад ты такого не сказала бы. Или когда только переехала в Тегеран, притом что тогда у тебя выбор был гораздо меньше, чем сейчас.
Я не ответила, и Лейла продолжала:
– Ты же знаешь, мне, как и тебе, если не больше, нет дела до того, что обо мне болтают, но сейчас речь не об этом. Главное – что думаешь ты, Форуг, что ты сама чувствуешь. И если ты не позволяешь никому диктовать тебе, как жить, это не значит, что тебе все равно, как с тобой обращаются. И никогда не будет все равно, как ты ни притворяйся.
Я поджала губы, уставилась на озеро.
– Какая разница, – сказала я наконец, сжимая в горсти песок и пропуская сквозь пальцы, – что бы я там ни чувствовала, он все равно не решится ничего изменить.
– А должен бы, – тут же ответила Лейла, надела солнечные очки и откинулась на полотенце.
С озера мы возвращались молча, разомлевшие от солнца, и думали каждая о своем. За ужином Лейла пыталась меня растормошить, поддразнивала, как раньше, но я не могла отделаться от мысли о том, что она сказала о Дарьюше. Конечно, она права, но тогда я не нашла сил признаться ей в этом. Я рано ушла к себе, но долго лежала без сна. Я еще не вставала, когда хлопнула сетка входной двери. Я мигом проснулась. Снизу донеслись шум, шарканье, затем хлопнули дверью. Потом стук, точно кто-то перевернул стул, и быстрые шаги. После этого шум неожиданно стих. Наверное, пришла служанка и убирает кухню, подумала я, легла под одеяло и снова уснула. Проснулась я уже в полуденную жару, влажные простыни сбились, облепили мне ноги.
– Лейла! – крикнула я, натянула халат и, пошатываясь, пошла на кухню. На полу валялся стул. Я подняла его, вновь позвала Лейлу. Ответа не последовало, но я заметила остатки завтрака: на плите металлическая джезва, рядом недопитая чашка, на кромке – отпечаток губной помады.
Я сполоснула джезву, сварила кофе, понесла чашку Лейле. Дверь в ее комнату была закрыта, но снизу пробивалась полоска света. Я тихонько постучала.
– Лейла?
Нет ответа. Я снова постучала, повернула ручку, заглянула внутрь. Кровать заправлена, подушки взбиты. Я поставила кофе, примостилась на краю кровати. «Наверное, она пошла на озеро», – подумала я, поглядела в окно и заметила на веревке в саду ее бирюзовый купальник рядом с моим и наши полотенца.
Я посмотрела на часы. 12:37. Может, она уехала в деревню, а меня не хотела будить? Я вышла во двор: ее машина стояла рядом с моей. Значит, Лейла пошла прогуляться, решила я и вернулась к себе, оделась, налила кофе. Почитала, съела лепешку, которую Лейла оставила мне на кухне, но сосредоточиться не получалось: я снова и снова перечитывала одну и ту же страницу. Тишина в доме сводила с ума. Я снова посмотрела на часы. 14:12. Наконец я отложила книгу, написала записку, прикнопила к входной двери: «Я пошла на озеро. Искать тебя».
Я миновала рощицу гранатовых деревьев, ветви которых сгибались под тяжестью багряных плодов. Мне казалось, накануне мы шли к озеру по тропинке наискосок, но, видимо, мы все же двигались напрямик. Я пыталась отыскать дорожку, которой вела меня Лейла, но все они были похожи. Я так и не нашла тропинку, по которой мы вчера шагали мимо берез. Наконец я заметила дорожку пошире и пошла по ней. Через десять минут я оказалась в той бухточке, где мы купались вчера. В глади озера, точно в оконном стекле, отражалось ясное синее небо. Я опустилась на колени на песок. Вода у самого берега была прозрачная, зеленоватая, в солнечных бликах. Над моей головой кружили птицы, в кронах деревьев гудели насекомые. Я окинула взглядом озеро. На другом берегу рыбачили двое мальчишек. Я смотрела, как они закидывают удочки. Несколько раз края их удилищ дергались вниз, мальчишки вытаскивали крючки, обновляли наживку. Наконец один из них поймал какую-то рыбу – кажется, форель, хотя издали было толком не разглядеть.
Потом послышался звук: кричал ястреб.
Я машинально повернула голову влево. Поднялась на ноги, отряхнула юбку и заметила тропинку, ведущую с берега в березовую рощу. Тропинка была узкая, неровная, каменистая, но я все равно пошла по ней. Чем дальше, тем чаще мне приходилось продираться сквозь высокий густой кустарник, ветки царапали мои голые ноги, под ногами хрустел хворост. Я то и дело спотыкалась, запнувшись о корень, но почти бежала. Озеро скрылось из виду и вновь показалось за деревьями, тропинка неожиданно вышла на поляну, с которой я увидела еще одну бухточку.
