Когда все последние контрольные пункты были выполнены, а необходимые процедуры проведены, прошла финальная проверка связи с командой управления запуском, у нас выдалось время немного расслабиться, так что я даже вздремнула.
Я начала осознавать, что и правда отправляюсь в космос, примерно минут за двадцать до запуска, когда экипаж стал активно участвовать в обратном отсчете. И лишь, когда мы дошли до знаменитых «десять, девять, восемь…», я подумала: Поехали!
За 6 секунд до запуска космического шаттла из большого оранжевого внешнего бака в три основных двигателя на задней части орбитального корабля начинается подача топлива. Эти двигатели разом потребляют столько жидкого топлива, что бассейна, рассчитанного в объеме для средней семьи, нам хватило бы менее чем на 25 секунд. Шаттл состоит четырех различных частей: орбитер, или орбитальный ракетоплан (космический корабль), оранжевый внешний топливный бак и два белых твердотопливных ракетных ускорителя по бокам от бака. Когда включились три основных двигателя орбитера, мы услышали рев. Поскольку двигатели расположены под углом к задней части орбитера, а мы находились сверху, возникло ощущение, что вся конструкция шаттла провернулась примерно на 2 метра. Стойка вернулась на место, и мы снова заняли вертикальное положение, когда обратный отсчет дошел до нуля. NASA использует высокотехничный термин для описания этого движения: twang
[21]. Благодаря безупречной синхронизации, как только стойка стала вертикальной, включились твердотопливные ракетные ускорители, и я почувствовала, как нас подбросило со стартовой площадки.
В мыслях у меня промелькнули все годы подготовки, которые понадобились, чтобы пристегнуться к креслу перед запуском. Затем я вспомнила, что семья наблюдает сейчас за пуском, и подумала, каково это для них. Поразило, до чего быстро мы оторвались от стартовой площадки и оказались уже на пути в космос. В тот момент я знала лишь, что мы движемся очень-очень быстро. Всего за 8,5 минут после старта мы разогнались до скорости 28 163 км/ч, чтобы выйти на околоземную орбиту (это в девять раз больше средней скорости пули). Меня до сих пор изумляет, какую сильную тряску за эти 8,5 минут может выдерживать тело и оставаться целым.
Мой первый запуск состоялся ночью, и я находилась на средней палубе (на нижнем уровне кабины шаттла), где нет иллюминаторов, поэтому у меня не было возможности смотреть наружу. А вот второй полет начался днем, и я находилась на полетной палубе, откуда уже могла смотреть в иллюминаторы: голубизна неба при дневном свете сияла в них, пока не исчезла. Ничто не подготовило меня к физической и эмоциональной динамике запуска в космос, в том числе к тому, как быстро синева в иллюминаторе сменится чернотой. Эта мгновенная перемена помогла мне понять, до чего на самом деле тонка синяя линия нашей атмосферы.
Я поражалась не только красоте, но и силе этой невероятно хрупкой защиты. Столь же сильным был восторг от мощности космического шаттла, ведь он выдержал огромное напряжение, необходимое, чтобы преодолеть земное притяжение, намного превосходящее плотность атмосферы, и безопасно добраться до черной бездны. Там наше выживание и защита стали полностью зависеть от тонкого металлического корпуса космического корабля и окружающей среды, созданной для нас внутри него.
* * *
Я была бы рада, если бы все, кто хочет полететь в космос, сумели это сделать и полюбовались видом из иллюминатора. Вы бы узнали, что одно из многих чудес вращения вокруг земли каждые 1,5 часа состоит в том, что всякий раз, как корабль проходит половину орбиты, то есть каждые 45 минут или около того, мы наблюдаем прекрасный восход или закат солнца. Если вам посчастливится пересечь линию, где ночь вот-вот сменится днем или день – ночью, вы сможете увидеть, как по всей планете появляется грань между тьмой и светом; в то же время вы сможете наблюдать, как свет, очерчивающий горизонт, окрашивается во все цвета радуги, прежде чем солнце появится в поле зрения или уйдет во тьму.
Независимо от того, наблюдаете вы восход или закат, единственное, что всегда становится видно прежде всего – свечение тонкой синей линии атмосферы Земли. Я была потрясена, впервые увидев контраст между огромной планетой и ее покровом. Атмосфера кажется изысканной вуалью, окутывающей планету.
Увидев это из космоса, я сразу же поняла сходство между тонкой синей линией земной атмосферы и тонким металлическим корпусом космического корабля. На Земле или на МКС, эта защита – единственное, что отделяет нас от смертоносного космического вакуума.
Мы построили систему жизнеобеспечения в космосе, чтобы люди могли жить там и работать. Ничто – ни наука, ни техническое обслуживание, ни обычные ежедневные действия – нельзя будет выполнять, если экипаж на сможет выжить. Кроме того, системы также должны быть надежными, чтобы экипаж мог успешно трудиться. Подобно космической станции, Земля – замкнутая система жизнеобеспечения. Если ей суждено продолжать выполнять свою работу, мы должны действовать в пределах содержащихся на ней ресурсов, и нам надо надлежащим образом поддерживать эти ресурсы, как в качественном, так и в количественном соотношении, если мы хотим выжить.
Тонкая синяя линия земной атмосферы – идеальный аналог тонкого металлического корпуса нашего космического корабля, и то, как мы сохраняем среду обитания на МКС, – простой пример того, как мы должны делать то же самое на своей планете. Здесь, на земле, мы склонны воспринимать естественные системы жизнеобеспечения как данность, забывая, что наша планета похожа на космический корабль. Однако, чтобы пережить космические полеты, нам приходится имитировать каждую из систем, которые обеспечивают нас чистой водой, чистым воздухом, комфортной температурой, давлением воздуха, создавая сходные механические системы.
Таким образом, на МКС мы особенно хорошо осознаем, как значим для нашего выживания тонкий металлический корпус. Каждое мгновение каждого дня мы помним, что для выживания следует разумно распоряжаться всеми ресурсами на борту корабля, а также следить за целостью его корпуса. Каждый день мы отслеживаем количество углекислого газа и кислорода в автономной атмосфере и проверяем, не появится ли что-то токсичное в драгоценном запасе воздуха нашей станции; все это время команда управления полетами на Земле помогает следить за состоянием этих ресурсов, а также мониторит появление в космосе объектов, которые могут повредить корпус (а еще известно, что удар может нанести и нечто, пока нам неведомое).
Простейший способ объяснить, что общего между металлическим корпусом МКС и атмосферой Земли, – сказать о том, что в их пределах находится все хорошее. Недостаток в том, что и корпус, и атмосфера могут содержать и вредные составляющие, и, если в них появляется что-то достаточно опасное, то жизнь, которую они должны поддерживать, будет невозможна, и тонкий защитный слой может быть поврежден.
На космической станции металлический корпус удерживает воздух и поддерживает внутри давление, которое позволяет нам дышать. Трещина в корпусе, через которую воздух выходил бы в космический вакуум, нанесла бы критический вред экипажу, хотя сама станция не обязательно была бы при этом серьезно повреждена. Без давления воздуха мы бы не только задохнулись, наши тела начали бы расширяться, и вода, составляющая большую часть организма, начала бы испаряться. Тела в конце концов замерзли бы, но мы бы этого не узнали, так как были бы уже мертвы. Да уж, это был бы не лучший день в космосе.
