Зимой о последнем писали мало, зато теперь таблоид отмечал, что председатель правления концерна скончался «внезапно и при невыясненных обстоятельствах». Формально так оно и было – Хартикайнен упоминал, что некоторые вопросы так и остались без ответа. Но касались они в основном того, где именно Ханне с выпивал перед смертью и почему оказался на морозе настолько легко одетым.
В том, что Лехмусоя скончался от гипотермии с более чем тремя промилле в крови, сомнений не было. Камеры и очевидцы подтвердили, что он был один, следов насилия на теле не обнаружилось.
В комнату совещаний Хартикайнен приплёлся последним. Накануне вечером он допоздна сидел за компьютером, но так и не обнаружил доказательств того, что Рауха Калондо дополнительно контактировала с Лаури или Юханой.
А вот Ренко выглядел отлично выспавшимся. Паула собрала группу к девяти, чтобы пробежаться по всем вопросам до пресс-конференции.
Лаури отпустили, но его перемещения вечером в четверг по-прежнему нуждались в проверке. Первым делом стоило расспросить соседей. Местом, где Рауха была замечена последний раз, по-прежнему оставалась Рыночная площадь.
Чтобы не терять времени, Паула попросила Юхану с Элиной подъехать в отдел. Она взглянула на часы – до назначенного времени оставалось полчаса. Пока можно было изучить скудные результаты экспертизы гостиничного номера и вещей Раухи, а также уточнённые данные по вскрытию.
Но едва Паула приступила к этому, как зазвонил телефон. Взяв трубку, она даже не успела назвать своего имени.
Элина Лехмусоя буквально билась в истерике. Все присутствующие услышали это и тут же напряглись.
Некоторое время Паула держала телефон подальше от уха, затем открыла дверь. Теперь крик слышался в стереоформате: громко в трубке и приглушённо откуда-то из коридора. Вскоре из-за угла показалась голова дежурного. Паула махнула рукой, чтобы он пропустил женщину. Увидев Паулу, Элина опустила телефон и замерла. Изменение в ней было разительным: всё по отдельности в её облике оставалось безупречно, но в целом выглядело весьма сумбурно. Она двинулась по коридору, шатаясь от стены к стене, – высокие каблуки плохо сочетались с паникой.
– Он забрал Джерри, – прошептала Элина, как будто для того, чтобы никто посторонний не смог услышать это и использовать в своих целях.
– Кто?
– Я не знаю… – в отчаянии произнесла она.
Паула взяла её за руку и отвела на кухню. Ренко пошёл следом, но Паула закрыла дверь у него перед носом.
Элина высморкалась в салфетку, оставшуюся, судя по красному узору, ещё с рождественской вечеринки в отделе.
– Что-то случилось с Джерри? – спросила Паула, когда женщина чуть успокоилась.
– Я нигде не могу его найти, он не берёт трубку, – пролепетала Элина. – Я видела, как вечером он куда-то ушёл, но не переживала – он и раньше уходил без спроса и возвращался ночью. Я заснула на диване, пока ждала его, и проснулась от сообщения.
Паула заметила, что женщина говорит лишь о себе, не упоминая Юхану. Неужели она приехала сюда одна в таком состоянии?
Элина положила телефон на стол и открыла последнее полученное сообщение. Оно оказалось голосовым.
– Послушайте, – прошептала Элина.
Поначалу слышался просто шорох – очевидно, из-за плохого качества записи. Затем что-то звякнуло, после чего раздался металлический лязг.
Паула узнала эти звуки мгновенно. Она слышала их трое суток назад, когда попросила закрыть дверь контейнера, чтобы остаться внутри с телом Раухи.
Но вот другие звуки, последовавшие за этими, заставили её похолодеть. А Элина, услышав их, вскрикнула и зажала уши руками.
Гулкие удары – сначала они были редкими, затем стали намного чаще. Их смысл был ужасающе ясен.
Кто-то в панике стучал в стену.
В металлическую стену.
Тум тум тум.
Тум тум тум тум тум тум тум тум.
18
Огни грузового судна исчезают за горизонтом. Волны настойчиво накатывают на берег – будто хотят поведать какую-то историю. Я вожу пальцем по звёздному небу, как при игре в точки.
Рядом с Южным Крестом вырисовывается галочка. Я словно помечаю это место на карте сокровищ. Луны на небе не видно, лишь звёзды. Тьма обнимает меня. Я поглаживаю живот – как новорождённый серп луны, которого ещё не видно. Живот будет расти с каждым месяцем и в следующее полнолуние уже немного округлится.
Мой звёздный ребёночек. Лунный малыш.
Если будет девочка, назову её Луной. Эта мысль не покидает мою голову сейчас, когда я смотрю на небо. Хочется спросить Юхану, нравится ли ему это имя. Но Юхана пока ничего не знает. Я не осмелилась сказать.
Расскажу лишь тогда, когда буду уверена, что не потеряю ребёнка. В следующее полнолуние.
Он наливает мне вина. Я не отказываюсь, могу выпить пару бокалов. Едва ли это навредит малышу. Я пью медленно, с этого момента уже есть риск разомлеть. Мне спокойно. Тьма не пугает меня, а укрывает, словно тёплое одеяло.
Волны грохоча накатывают на берег и с шелестом отступают обратно. О чём они хотят рассказать? Наверняка о чём-то древнем, что поймёт только сидящая на камне ящерка, но не я. Вместе с волнами приходит солёный запах моря, он кажется тяжёлым, но когда я вдыхаю атлантический ветер полной грудью, то чувствую лёгкость.
Огни кораблей на горизонте мешаются с низкими звёздами. Я пытаюсь представить, с чем, откуда и куда плывут эти контейнеровозы. Мир – гигантский муравейник, но этот берег – пляж необитаемого острова для двоих, пусть за ним и начинается целый континент.
Ночь куполом опускается на нас. Есть лишь море и пляж:, мы двое и звёзды, просвечивающие сквозь бокал.
Юхана прерывает мои размышления – он с беспокойством говорит, что нам пора. Почему? Он вглядывается в темноту и повторяет: надо идти. Поднимаясь, я понимаю, чем встревожен Юхана, – во тьме ощущается движение.
Между дюн я различаю силуэты гиен. Их глаза зловеще сверкают в темноте. Я вцепляюсь в руку Юханы. Он с улыбкой говорит, что бояться не нужно. И всё же я содрогаюсь от их пронзительного, высокого смеха. Так смеются молодые гиены.
Райского острова, который я нарисовала в воображении, на самом деле не существует. В отличие от гиен. Из-за них приходится постоянно быть настороже.
Я поглаживаю живот. Обещаю себе никогда не забывать эти светящиеся глаза и не поддаваться ложному чувству безопасности. Они всегда рыщут поблизости и подкрадываются совсем близко, если хоть на мгновение о них забыть. Думая о гиенах, я не могу не думать о Ханнесе.
Именно Ханнес – та самая гиена, с которой всё время нужно быть начеку. Глупо было бы представлять его львом – старым самцом, защищающим прайд.
