– Вы одна? Джерри здесь?
– Если бы… – пробормотав это, Ритва снова исчезла за дверью.
Паула рванула на себя створку. Каакко сидела на полу. Её пышная причёска, покрытая слоем лака, стала совсем бесформенной. На лбу кровоточил свежий порез.
Паула выругалась и вышла наружу. Отменив вызов спецназа, перезвонила Медведю.
– Какая ещё надпись? – нахмурилась она. – Скоро буду. Здесь отбой.
Закончив разговор, она велела Ритве выйти из контейнера и отвела её в дом. Подозрения Паулы подтвердились ещё в прихожей: Ритва Каакко оказалась алкоголичкой.
В больших синих пакетах из «Икеи» лежали многочисленные пустые бутылки.
– Теперь меня уволят… – ныла Каакко, которую Паула усадила на диван в гостиной. – Юхана никогда меня не любил, не то что Хански…
– В доме есть аптечка?
Каакко посоветовала поискать в ванной. Паула быстро нашла то, что требовалось, но задержалась, изучая лекарства Ритвы: успокоительное, снотворное, антидепрессанты…
Несмотря ни на что, в доме было чисто. Каакко была из тех, кто умеет скрывать свою зависимость.
Паула обработала лоб Ритвы перекисью водорода. Порез был небольшой, хватило бы и пластыря, но Паула предпочла наложить повязку. Каакко сбивчиво поблагодарила.
– Так, а теперь расскажите, почему вы вдруг сорвались домой, – сказала Паула и вытащила из-под стеклянного столика табуретку.
Каакко выдохнула, обдав Паулу облаком перегара, и начала свой рассказ с событий вчерашнего вечера – с того момента, как Паавали Кассинен позвал её в студию.
– У Паавали был виски, а мне его категорически нельзя. Но раз художник угощает… В общем, я так набралась, что утром не помнила, как оказалась дома. Потому и опоздала на работу.
Каакко не сразу поняла, почему охранник удивляется количеству контейнеров. Но потом память понемногу начала возвращаться. Когда Ренко поинтересовался, где контейнер Кассинена, Ритва в ужасе вспомнила, что сама поменяла дату доставки, будучи пьяной.
– Потом я увидела, что один контейнер заказан на мой адрес. Я испугалась, что Джерри здесь, у моего дома, причём по моей собственной вине. Вот и поспешила сюда.
Приехав к дому, Каакко зашла в контейнер, где в ярости ударилась головой о стену. «В ярости по отношению к себе», – уточнила она.
– Значит, это вы изменили дату доставки контейнера Кассинена. Вы уверены?
– Абсолютно.
– Но другие заказы – не ваших рук дело?
– Нет, зачем мне это… – прохныкала Каакко.
Паула ничего не ответила – лишь подумала, что если Каакко в беспамятстве зашла в систему, то зайти туда мог любой другой человек, оказавшийся рядом.
– Вечером вас было только двое?
– Насколько я помню, да.
– Мы это проверим.
Зазвонил телефон. Это был Хартикайнен. Паула извинилась и вышла, чтобы ответить.
– Он воскрес! – услышала Паула, едва поднеся трубку к уху.
– Кто?
– Телефон Джерри. Он в Вуосаари.
– В Вуосаари? Минутку, – Паула вернулась в гостиную. – У вас есть доступ в систему из дома? – спросила она Ритву.
– Разумеется.
– Можете проверить, отправлялись ли контейнеры в Вуосаари?
– В порт?
– Да, или куда-то неподалёку.
Паула прошла за Каакко в кабинет. Компьютер загружался мучительно долго.
– Наши контейнеры частенько оказываются в порту, ведь они путешествуют по всему миру – сказала Каакко, входя в систему.
Она несколько оживилась, ощутив, что может принести пользу.
– Меня интересуют последние сутки, и особенно – утренние заказы.
Каакко пролистала записи и покачала головой.
– Со склада туда ничего не отвозили. Зато сегодня из порта отплывают два наших контейнера. В Травемюнде их должны доставить на одном грузовике. Затем один отправится во Францию, а другой через Гамбург… секунду… в Намибию.
Паула склонилась над плечом Каакко и заглянула в монитор.
Что, по словам Медведя, было написано на фото Раухи и Джерри?
Go home.
– Ты слышал? – сказала она в трубку, поставив вызов на громкую связь.
– Когда отплытие? – спросил Хартикайнен.
Каакко вбила запрос, поправила съехавшие на нос очки и внимательно всмотрелась в экран.
– Если всё по графику, то судно вышло из порта пятнадцать минут назад.
8
Во сне Джерри видел кромешную тьму, и она никуда не делась, когда мальчик открыл глаза.
Он скатился с матраса, но падать было некуда. Тонкое одеяло было незнакомым – он почувствовал это, хоть ничего и не видел.
Он поморгал, но темнота не отступала. Поначалу, на границе между сном и явью, она казалась даже приятной. Но постепенно он осознал, насколько это странно – летом даже среди ночи, даже за плотными шторами не скрыться от света.
Тьма казалась бесконечной, словно он парил в беззвёздном космосе. Его мутило.
– Эй! – крикнул Джерри, и ему тут же ответило эхо, которое вскоре затихло.
Он снова закричал, и отзвуки голоса помогли представить размеры помещения. По ощущениям, он находился как будто внутри куба.
Джерри вспомнил, как сидел на кожаном диване, а кто-то протягивал ему бокал, наполненный виски со льдом: три кубика в золотисто-бурой жидкости.
– Это бурбон, он успокаивает. Маме с папой не говори, – прозвучал мягкий голос.
Он осторожно пригубил. Вопреки ожиданиям напиток не был обжигающим, скорее, просто согревал. Джерри старался выглядеть так, как, по его мнению, должен выглядеть потягивающий виски мужчина. Положил ногу на ногу, развалился на диване и закинул левую руку на спинку. Виски расслабил его.
Ему предложили ещё – бурбон плеснули на те же кубики льда, уже слегка подтаявшие.
Мягкий голос рассказывал о том, во что Джерри не решался поверить.
О вещах, потрясение от которых не мог унять даже виски.
Картинка в памяти начала искажаться, потом закрутилась спиралью и растворилась в тумане.
Джерри встал на ноги и закачался. Он подумал, что это из-за тяжести и тумана в голове. Но вот туман рассеялся, а его качнуло снова.
И тогда он понял: раскачивается само помещение.
9
Возвращавшаяся со свалки в Эммэссуо одинокая чайка парила, подхваченная встречным ветром. Её широкие крылья трепетали. Птица чувствовала приближение шторма. Со стороны юго-востока над горизонтом уже сгущались тучи.
