На автомобильной палубе они тут же увидели грузовик с синими контейнерами. Хартикайнен достал копию накладной.
– Намибия, – громко сказал он водителю.
Тот помотал головой и пожал плечами.
– Hamburg. Hamburg harbour
[32], – сказал он и махнул рукой в знак того, что не знает, куда контейнер отправится дальше.
– Этот, – Хартикайнен показал Пауле на один из контейнеров. – Второй плывёт во Францию. – И на всякий случай уточнил у водителя: – France?
Мужчина кивнул и добавил:
– Lyon.
Хартикайнен жестами попросил открыть контейнер. Чуть помедлив, дальнобойщик взялся за створки.
– Вот чёрт! – вырвалось у Хартикайнена, когда двери открылись.
Внутри оказались ящики с электроникой – мобильники, ноутбуки, мониторы и плоские телевизоры. Хартикайнен протиснулся вглубь.
– Здесь больше ничего нет.
– Хлам на переработку, – констатировала Паула.
– Именно. Плывёт на африканскую свалку. А ведь многое ещё в рабочем состоянии, – вздохнул Хартикайнен. – Особенно телевизоры. Их выбрасывают исправными и покупают с диагональю побольше.
– А в этих трубках разве нет редких металлов? Почему их не выковыривают? – удивилась Паула.
– Слишком дорого. Дешевле всё сбагрить куда-нибудь в район Гвинейского залива, а там этот токсичный мусор растащат детишки.
– Давайте проверим второй, – сказала Паула по-фински и повторила ту же фразу по-английски.
Хартикайнен потянул водителя за рукав футболки к другому контейнеру. Пока тот открывал одну створку, полицейский, встав на сцепку между платформами, постучал кулаком в другую – в надежде, что Джерри услышит и поймёт, что помощь уже рядом. Звук Пауле не понравился: он не отозвался эхом, как в том голосовом сообщении Элине Лехмусоя. Контейнер не был пуст.
Наконец дверь открылась, и взгляду Паулы предстали ряды картонных коробок. Стоя на сцепке, Хартикайнен попытался опереться на одну из них, чтобы забраться в контейнер, но она оказалась слишком лёгкой. Потеряв равновесие, полицейский свалился. За ним последовала и коробка.
Упав на бок рядом с Хартикайненом, коробка раскрылась от удара и из неё вывалилась человеческая рука.
– Твою мать! – заорал Хартикайнен.
Он рванул картон, и на палубу со стуком посыпались другие руки.
– Манекены, – сказала Паула и проворно запрыгнула в контейнер.
Стало ясно, что подобным содержимым набиты все коробки.
– Но должен же он быть на борту! Видимо, мы ошиблись грузовиком, – разозлённо произнёс Хартикайнен.
Паула достала телефон и нашла в списке вызовов нужный номер. Трубка Джерри по-прежнему была включена.
Наклонившись вперёд, Паула прислушалась. Хартикайнен вернулся к дверям контейнера с электроникой, и вскоре оттуда раздался возглас, говоривший сам за себя.
Джерри Лехмусоя на корабле не было – только его телефон.
Их обвели вокруг пальца.
Пока они возвращались на верхнюю палубу, Хартикайнен вполголоса перебрал весь словарь финских ругательств.
Наверху Паула набрала Медведя – пилот сообщил, что вернуться в Хельсинки не получится из-за грозового фронта, но можно успеть долететь до Расеборга и пересесть на машину.
Медведь ответил после второго гудка. Паула посмотрела на горизонт, где солнце погружалось в морские волны, затем обернулась в другую сторону – там клубились тучи, зловеще подсвеченные закатными лучами.
Обрисовав Медведю ситуацию, она попыталась дозвониться до Ренко, но тот не брал трубку.
«Ребёнок», – решила Паула. Она представила, как Ренко успокаивает плачущего пухленького малыша. Хоть кто-то сейчас занят чем-то полезным.
Ей непреодолимо захотелось расплакаться. Она не плакала уже много лет, слёзы просто не шли из глаз, как бы она этого ни желала.
Тому, кто виноват, не позволено плакать, он не имеет права на слёзы облегчения.
Сегодня уже вряд ли удастся найти Джерри, а это может означать, что его не успеют спасти. Паула почувствовала себя неудачницей. Она подумала об Элине, которая, по словам Медведя, весь день не вставала с постели, и о Юхане, который, наверное, и сейчас пытается понять, приходится ли ему Джерри родным сыном.
Но сдаваться было нельзя. Она взглянула на часы – полночь. Сейчас она отправится домой, но лишь для того, чтобы немного вздремнуть.
Хартикайнен забрался в вертолёт. Его лицо выглядело таким же мрачным, как горизонт на востоке. После взлёта они с Паулой старались не смотреть друг другу в глаза.
Паула попыталась собраться с мыслями. Очевидно, она что-то упустила.
Рауха Калондо, которую с Юханой Лехмусоя когда-то связывали отношения.
Джерри Лехмусоя и сомнения по поводу того, кто его отец.
Ханнес Лехмусоя, который незаконно завещал Раухе ферму.
Лаури Аро, который получил сообщение от Калондо.
Контейнер, который должен был стать произведением искусства, а оказался смертельной ловушкой.
Шум лопастей начал действовать на Паулу усыпляюще. Она позволила мыслям течь своим чередом, исчезать и причудливым образом появляться снова.
Затем где-то на грани сознательного и бессознательного вдруг вспыхнула мысль, которую она тщетно пыталась ухватить утром.
В свете этого озарения другие мысли начали выстраиваться в стройную цепочку.
Паула открыла глаза. Она больше не чувствовала усталости.
Она достала телефон и написала Лаури Аро: юрист должен рассказать, каким текстом Рауха сопроводила сообщение со сканом.
12
Западный ветер едва не срывает белую шляпу с головы Ханнеса. В последний момент он хватается за голову, оставляя на головном уборе большую вмятину. Я не говорю ему об этом.
Небо затянуто облаками, но, когда я смотрю на море, открывающееся за портом Уолфиш-Бей, приходится прикрывать глаза рукой – хоть на мне и тёмные очки. Солнце здесь слепит всегда, даже когда его не видно.
Высоко над водой на фоне облачной пелены кругами летает большая птица. Не альбатрос ли? Видимо, нет. Но впоследствии, когда я буду вспоминать этот момент, эта птица будет для меня альбатросом. Нужно уметь додумывать детали – с их помощью воспоминания оживают. В последнее время я додумываю многое.
Вот и теперь я воображаю, что очень скоро Юхана нежно положит руки мне на плечи. Думаю о моменте, который предшествует прикосновению. Но Юхана стоит, подбоченясь, и рассматривает огромные сине-жёлтые подъёмные краны, которые выгружают с корабля на берег контейнеры, синие и красные.
