Мино ждал Орландо. Надеялся, что Орландо появится со своей веселой улыбкой и хорошими новостями. И они уедут из этого отеля. Найдут красивую подходящую квартиру неподалеку от университета. Медленно, но верно они впитают всю доступную премудрость. А потом уедут из этого города. Но сначала они с Марией Эстреллой поженятся.
Почему он любил ее? Почему он сидел здесь, на этом кожаном диване на мраморном полу в абсолютно бессмысленном холле отеля, чувствуя гнетущую тоску, жгучее желание видеть и ощущать ее, чувствовать ее запах, именно ее? Почему каждый раз, когда он обращался к ней в мыслях, у него начинало колоть сердце? Что, она единственная на свете? Он знал, что она далеко не единственная, и все же для него она была именно такой.
На растении петреллы у двери было ровно шестьсот пятьдесят четыре листка. Не считая двух увядших.
Орландо приехал поздно вечером. Он поведал Мино все в малейших деталях. Теперь оставалось лишь ждать. Ждать письма. Оно скоро придет, Орландо был в этом абсолютно уверен.
А пока можно было подумать. Поразмышлять о том, что возлюбленная Мино сидит в тюрьме, отбывая, по всей видимости, очень серьезный срок. Они, конечно, не могут держать ее за решеткой только за то, что она случайно встретила и полюбила Мино Ахиллеса Португезу. Очевидно, она попала в какой-то переплет, который общество считало недопустимым.
На вопрос Орландо о том, не могла ли Мария убить собственную мать, ведь та тоже бесследно исчезла, Мино ответил, что это исключено. У Марии Эстреллы не было никаких причин убивать свою мать. И все же вполне возможно, именно глаз ее матери лежал под диваном в доме. Но также возможно, это был глаз самой Марии.
Помимо времени, проводимого за бесконечными размышлениями, Мино и Орландо продвинулись в университетских делах. Мино раскрыл своему другу некоторые секреты, и вскоре тот тоже получил заветную карточку. На ней значилось, что он изучает языки и политику; Орландо с головой окунулся в лекции по немецкому, английскому и французскому, а также некоторым другим языкам. Кроме этого, он изучал политику. У Орландо почти не было времени на разговоры, он бегал по коридорам между аудиториями со все возрастающей кипой всевозможных бумаг, покупал стопки книг, так что его номер в отеле вскоре превратился в хаос печатной продукции всех цветов и форм.
– Так нельзя, – сказал он однажды, бессильно опускаясь на кровать, – это слишком много.
Ровно через неделю после того, как Орландо отыскал Марию Эстреллу в тюрьме, пришло письмо.
Мино сразу же узнал почерк Марии Эстреллы на конверте. Он побледнел, сел и открыл письмо. Прочитав его три раза и помолчав несколько минут, он медленно сказал Орландо, подпрыгивавшему от нетерпения:
– Ее посадили на шесть лет. Она вырвала глаз офицеру полиции. Она сделала это абсолютно сознательно, когда полицейские пришли в дом, чтобы сообщить, что я погиб при пожаре в тюрьме за границей. Мать отказалась разлучаться с дочерью, так что она поехала за ней до самой тюрьмы. Там она разбила голову об дверь и умерла. Ее похоронили на тюремном кладбище. Она любит меня и скучает по мне. Благодарит своего святого покровителя за то, что он услышал ее молитвы и я жив, – он посмотрел на Орландо. – А я жив?
– Прибежище Иисуса Христа, – пробормотал Орландо.
Письмо было адресовано Карлосу Ибаньезу. Мария Эстрелла поняла, что ему пришлось сменить имя. Но она не могла придумать, как он сможет ей писать. В тюрьме все письма прочитывались. Для нее это не было проблемой, она придумала способ доставлять письма на волю, так что могла писать все что угодно. Но как же ему написать ей о том, что его волнует?
О, от ее письма Мино прослезился, так много было написано между строк! Она угодила в тюрьму из-за него. Ей дали шесть лет, но, возможно, выпустят через четыре. Это очень долго. К этому времени ему будет уже двадцать один год.
Орландо вышел и вернулся с бутылкой ликера. Они пили его маленькими глоточками, пытаясь упорядочить мысли и чувства.
– Я не ем курицу, – фыркнул Зульк. – Куры – худшие существа на свете. Их гнусные клювы и злые глаза отталкивают меня.
Мино пригласил Зулька в их новую квартиру, занимавшую весь второй этаж в доме на улице Калле Кордова прямо возле университета. Мино приготовил рагу из курицы с бананом и чили, следуя всем правилам поварского искусства. Главная цель приглашения заключалась в том, чтобы показать Зульку свою коллекцию бабочек, которую он забрал из дома у моря. Особенно ему было интересно мнение Зулька о Papilio portoguesa. Зульк оказался большим специалистом, он знал чуть ли не больше самого профессора Хонатана Бургоса, наивысшего авторитета на кафедре бабочек.
– Курица! – снова фыркнул Зульк, довольствуясь сухим хлебом и водой и изучая коллекцию Мино. – Колоссально! – сказал он. – Впечатляет. Вы, видимо, половину джунглей прошли, чтобы их собрать.
– Вот эта, – сказал Мино, показывая на бабочку. – Вы когда-нибудь видели такую?
Мино очень волновался, ожидая ответа Зулька по поводу сине-желтой бабочки, которую он назвал Papilio portoguesa.
– Homerus, – сказал Зульк. – Должно быть, это Homerus. Нет, подождите-ка, это не Homerus. Она слишком большая, да еще эти кружки. Удивительно, – он посмотрел на Мино своими странными глазами с бегающими зрачками за большими треснутыми стеклами очков. – Но ведь здесь указано название, portoguesa. Никогда не слышал о такой. Это вы ее так назвали?
Мино кивнул.
– Ей же нужно было имя.
– Хммм, – Зульк перестал фыркать. – Можно мне одолжить ее на несколько дней? Я хочу все выяснить.
После того как Зульк пообещал, что будет крайне осторожен, Мино разрешил ему взять бабочку для более детального изучения. Ее разместили в отдельный пластиковый ящик.
Через три дня Мино получил бабочку обратно. Зульк не смог ничего выяснить. Она произвела маленькую сенсацию на кафедре. А Мино прославился – как среди студентов, так и среди преподавателей. На вопрос о том, не согласится ли он оставить ее в коллекции университета, он лишь отрицательно покачал головой. Но разрешил сфотографировать, зарисовать и каталогизировать бабочку под именем portoguesa.
Шли дни и недели. Друзья влились в студенческое сообщество, жизнь обрела стабильность. Орландо ограничился изучением английского, немецкого и политики, а Мино все так же занимался энтомологией. Они познакомились с другими студентами и часто устраивали вечеринки в своей квартире. Никто не мог поверить в то, что эти двое родом из глуши и всего пару месяцев назад считались неграмотными нищими без средств к существованию. Как только разговор касался их прошлого и происхождения, оба таинственно умолкали. Но, оставшись вдвоем, очень веселились, радуясь своему невероятному богатству в виде сверкающего чистого золота.
– Там на дне могут лежать тонны таких, – сказал Орландо. – В один прекрасный день мы возьмем оборудование для ныряния и достанем их все.
Устроились и два других важных дела, благодаря которым настроение Мино понемногу улучшилось: он сдал дом двум пожилым сеньорам, вдовам, захотевшим провести последние годы жизни на свежем морском воздухе. К тому же он нашел канал, по которому мог общаться со своей возлюбленной без цензуры. Оба их дела помог уладить услужливый юрист по имени Аррабал де лас Вегас, который всегда помогал студентам решить проблемы с законом. А таких было немало. К сожалению, Аррабала де лас Вегаса однажды схватила рота солдат и вывела за пределы кампуса. Его обвинили в участии в нелегальной революционной партии CCPR и посадили в тюрьму.
