Мино смотрел на них и понимал их.
В парке Бэнби, где все еще торчали руины, оставшиеся после большого землетрясения, он повстречал негра Понтия Пилата Эйзенхауэра, названного в честь сразу двух великих исторических личностей. Негр ухватился за Мино, когда тот проходил мимо лавки, на которой он сидел. Мино остановился и посмотрел в серо-черное, испещренное шрамами лицо, белки глаз были кроваво-красными и опасно выдавались из глазниц. Зрачки были размером с яйцо дрозда.
– A dime for dinner
[33], – прозвучал хриплый голос.
Мино дал ему десятидолларовую купюру и совершенно непреднамеренно завоевал доверие человеческого отребья.
Мино услышал обо всех человеческих напастях: о морфине, героине, долофине, пальфиуме, эукодале, диосане, опиуме и демероле. Мино услышал о том, как люди курят наркотики, едят наркотики, нюхают наркотики, вкалывают их в вену, кожу, мышцы и глаза или вводят просто-таки в прямую кишку. Понтий Пилат Эйзенхауэр был далеко не мальчиком, он был настоящим наркоманом, его не волновали киф, марихуана, гашиш, мескалин, баннистерия, ЛСД или «святые грибочки».
– I say, man
[34], я давно покончил с этим непердящим культом пейота. Я не куплюсь на истории о мексиканских священных грибочках, благодаря которым можно встретиться с Богом, man. Я каждый день с Богом вижусь, потому что во мне горит голубой огонь, я вечно под кайфом. Я ракета, с каждым днем набирающая обороты. Так что можешь оставить себе свою зеленуху, man.
Мино кивал и понимал.
Он тщательно изучил человеческие отбросы, обитавшие в парке. Какое-то время он раздумывал, не всадить ли ядовитые стрелы в этих несчастных, чтобы они воспарили в небеса по-настоящему. Но он приехал в эту страну не для того, чтобы помогать отверженным.
Он бродил по широким красивым улицам и видел, как шпана цепями и дубинками в открытую избивала гомосексуалистов, и никто не вмешивался.
Он видел белозубых сутенеров с южным загаром в костюмах цвета акульей кожи и рубашках Brooks Brothers с пуговкой на воротничке, они колотили проституток, пытавшихся скрыться от них в подъездах. Видел тысячи тысяч модно подстриженных папенькиных сыночков в лифтах и банках, входящих и выходящих из кабинетов, с газетой «The News» под мышкой и знаком доллара в зрачках. Он видел делегацию политиков, встретившуюся с демонстрантами, выкрикивавшими лозунги: «A thousand dollar dinner for a born-again sinner!»
[35]. Некоторые из демонстрантов носили суперкороткую стрижку, красного цвета волосы, военные сапоги, черные кожаные куртки со стальными шипами и были похожи на изображения верховных священников племени киш-майя.
Сан-Франциско. Город меньшинств. Либеральный город. Город, по которому чума прошлась с особой жестокостью, как и предрекал суперморалист, проповедник и сторонник Ку-Клукс-Клана Кермит Физервей. Скоро случится землетрясение. Очень сильное. Мино улыбнулся, насчитав гамбургерную номер три тысячи четыреста девяносто один.
США вовсе не были молодой страной, Мино это знал. Эта страна намного старше, чем можно предположить. Нового в ней только ненависть и зло. Совершенно очевидно, нужно лишь захотеть увидеть: мертвые броненосцы на шоссе, грифы над мусорными кучами и болотами, пожухшие кипарисы на окраине ядовитых полей.
Мино купил автобусный билет линии «Грейхаунд», чтобы пересечь континент от побережья до побережья.
Он проезжал по бесконечным районам игровых автоматов, мертвым и бесплодным. Прибыл в Новый Орлеан, город – неудавшийся музей, где каждый дом, казалось, был выставлен на продажу. Изрезанное красно-синее небо накрывало город тяжелыми слоями золы так, что ее следы оставались даже на тротуарах. Мино почувствовал сочившийся из ресторанов сладковатый жирный креольский запах жареных свиных ребрышек, обмазанных кетчупом и чили. Повсюду сновали толстые люди, они рыгали и зевали, дышали и пукали, слизывали и вытирали жир со своих лиц.
Между городами Мино видел горы мусора и поля кукурузы. Первые кишели аллигаторами, крысами, грифами и сине-черными мухами, вьющимися огромными роями, а на вторых едва ли можно было встретить хотя бы одного вредителя. Поля кукурузы в США были стерильными, здесь не водилось ничего, кроме гибридной кукурузы.
Он проехал через штат Арканзас, где ненавидели негров, и видел шерифа с таким пузом, что даже сам Таркентарк по сравнению с ним мог считать себя худышкой.
Сотни городов, каждый следующий еще скучнее и безутешнее предыдущего. Он приехал в Чикаго, город, от которого разило духом усохших гангстеров, где повсюду попадались намеки на оставшуюся иерархию перебивших друг друга южноевропейцев, где в Северном Чикаго, Халстеде, парке Линкольна и под железнодорожными мостами гуляли, сидели, лежали и стояли призраки.
Шесть недель спустя он добрался до Нью-Йорка. Он поселился в самом близком к зданию ООН отеле. Три дня Мино рассматривал это страшное здание-монстр, которое напоминало поставленный вертикально кусок гранита. Три дня он изучал это архитектурное сооружение с подоконника гостиничного номера, отдыхая после длительного путешествия по стране победившего гамбургера.
Потом он достал духовые трубки и приготовил стрелы.
В последовавшие за успешно осуществленной Мино ликвидацией директора AQUA-ENTREPO CO. Ломбардо Пелико и двух американцев дни группировка «Марипоса» получила боевое крещение. Пока газеты обсуждали необъяснимые смерти, более похожие на сердечный приступ, чем на настоящие убийства с помощью смертельного яда, который прозекторы все-таки смогли отыскать, Орландо, Ховина и Ильдебранда начали действовать. Орландо – с духовой трубкой, Ховина – с коробкой отравленных конфет, а Ильдебранда совершила свой подвиг, задушив тонким шелковым шнурком министра сельского хозяйства, которого она, прикинувшись шлюхой, заманила в обшарпанный отель, предусмотрительно выбранный ею. Министр умер в весьма приподнятом состоянии.
Возле каждого трупа полиция обнаружила листок с прекрасной фотографией металлически-синей бабочки, морфо. Газеты захлестнула оргия предположений, но вскоре им поступило письмо, где было сказано, что каждого, кто отвечает за умышленное нанесение непоправимого ущерба природе, напрямую или косвенно, за исчезновение растений, насекомых и животных, каждого, кто участвует в проектах, национальных или международных, приводящих к нарушению экологического баланса, каждого, кто загрязняет природу, любым способом отравляет ее, ждет смерть, причем отнюдь не тривиальная.
Поднялся невероятный шум. Университет кипел и бурлил, группы студентов обсуждали безрадостную судьбу, которая ждала власть имущих. CCPR и другие левые группировки назвали эти акции гражданским террором, не поддерживаемым народными массами и марксистской идеологией. Подобные трусливые высказывания потонули в настоящей, воодушевленной поддержке тысяч студентов, в открытую аплодировавших убийствам людей, которых они без малейших сомнений обвиняли в преступлениях против растений, животных и людей. CCPR пришлось отказаться от своих позиций, когда они поняли, что на самом деле эти акции обрели колоссальную поддержку среди народных масс и вызывали всеобщую радость.
