– Что произошло потом?
– В сейфе стояла банка, и Фолкнер поинтересовался, что в ней находится.
– Там было лекарство для рыб?
– Да. Этот состав Тома попросил приготовить Роулинс, у которого тоже были больные рыбки. Ему с трудом удалось уговорить Тома сделать это, и то только пообещав, что никто о лекарстве не узнает.
– Где в это время находился сам Том?
– Дома, в постели. У него был сильный приступ болезни, сопровождавшийся лихорадкой и кашлем, и Роулинс отпустил его домой.
– Как поступил Роулинс, когда Фолкнер открыл сейф?
– Когда он понял, что задумал Фолкнер, его чуть не хватил удар. Фолкнер достал банку и прямо из магазина позвонил знакомому химику. Рабочие часы давно закончились, было уже около половины восьмого, и Фолкнер звонил химику домой. Он сказал, что хотел бы сделать анализ одного вещества и что привезет его немедленно.
– Подлец! – едва слышно выругался Мейсон.
– Я знаю. Но я тебе сообщаю чистые факты, именно с ними, а не с эмоциями тебе придется выступать в суде.
– Продолжай.
– Итак, с Роулинсом едва не случился удар. Он даже пытался силой отобрать банку у Фолкнера. Он сказал Фолкнеру, что дал Тому честное слово, пообещав использовать лекарство только для лечения рыбок, находившихся в зоомагазине.
– Как поступил Фолкнер?
– Сказал Роулинсу, что тот работает на него, и он не потерпит неповиновения. Роулинс заявил, что увольняется, и высказал Фолкнеру все, что он о нем думает.
– Как отреагировал Фолкнер?
– Он даже не рассердился. Просто снял трубку, набрал номер и вызвал такси. Роулинс в бешенстве шипел и плевался, обзывал Фолкнера как только мог, а Фолкнер подождал, пока подъедет такси, взял саквояж, сунул банку с лекарством под мышку и ушел. Револьвер так и остался в его кармане.
– Я полагаю, полиция уже нашла водителя такси?
Дрейк кивнул.
– На такси Фолкнер доехал до дома химика, сказал водителю подождать, вернулся минут через пятнадцать и поехал домой. Был уже девятый час. Очевидно, Фолкнер сразу же разделся, чтобы побриться, принять ванну и подготовиться к той встрече в восемь тридцать.
– Он не ужинал?
– Собирался поужинать на встрече коллекционеров золотых рыбок. Предполагался небольшой банкет, потом беседы с экспертами по разведению рыбок. Все сходится, Перри. Все сходится до того момента, когда кто-то вошел в дом, не позвонив и не постучав, и человек, с которым Фолкнер разговаривал по телефону, услышал, как Фолкнер приказал вошедшему убираться. Сначала полиция решила, что тем посетителем был Том Гридли. Но у Тома есть алиби, удовлетворяющее полицию. Теперь полицейские установили, что в дом приходила Салли Мэдисон. Что там произошло, не знает никто. Салли вошла, Фолкнер попытался выгнать ее – в этом нет сомнения. Сама Салли признает, что именно так все и было. Где-то, скорее всего в спальне, находился саквояж с двадцатью пятью тысячами долларов. У Фолкнера был револьвер Тома Гридли. Вероятно, он лежал на кровати или на туалетном столике. Пальто Фолкнера, его галстук и рубашка валялись на кресле, как будто он раздевался второпях. Револьвер он принес в боковом кармане и, что вполне естественно, достал его оттуда и куда-то положил.
Мейсон рассеянно кивнул.
– Поставь себя на место Салли Мэдисон, – продолжил Дрейк. – Фолкнер ограбил ее любимого, прибегал к грязным методам ведения бизнеса. Салли была и в ярости, и в отчаянии. Фолкнер выталкивал ее из дома, и тут она заметила револьвер, схватила его. Фолкнер испугался, убежал в ванную, попытался запереть дверь. Салли нажала на курок… и только потом поняла непоправимость содеянного. Быстро огляделась. Заметила саквояж. Открыла его. Увидела двадцать пять тысяч долларов. Они многое значили для нее, самое главное – возможность бегства, возможность излечения Тома от туберкулеза. Она взяла себе только две тысячи, на всякий случай, а остальные деньги где-то спрятала, потому что побоялась, что крупные банкноты могут навлечь на нее подозрения.
– Заманчивая версия, но не более, – сказал Мейсон. – Правдоподобная, но всего лишь версия.
Дрейк покачал головой.
– Я еще не сказал тебе самые плохие новости, Перри.
– Так выкладывай! – раздраженно потребовал Мейсон.
– Под кроватью полиция нашла пустой саквояж. Кассир заявил, что именно в этот саквояж были сложены двадцать пять тысяч долларов. Конечно, когда полиция нашла этот саквояж, она не придала находке особого значения, но отпечатки пальцев снимались со всего, в частности и с ручки саквояжа. Три отпечатка. Два из них – пальцев правой руки Харрингтона Фолкнера. Третий – среднего пальца правой руки Салли Мэдисон. Вот и вся история, Перри. Вернее, ее краткое изложение. До меня донесся слух, что окружной прокурор примет признание Салли в предумышленном убийстве второй степени или даже в простом убийстве. Он прекрасно понимает, что Фолкнер был первостатейным подлецом и сам спровоцировал преступление. Более того, он знает, что Фолкнер сам забрал револьвер Тома Гридли из зоомагазина, понимает, что Салли Мэдисон, увидев револьвер, действовала не задумываясь и мгновенно. Такова ситуация, Перри. Изложил, как мог. Я не адвокат, Перри, но на твоем месте воспользовался бы возможностью признания преступления простым убийством.
– Если отпечаток пальца Салли обнаружен на ручке, мы потерпели полное поражение, – сказал Мейсон. – Если, конечно, саквояж был действительно обнаружен под кроватью.
– Ты вступишь в переговоры для заключения сделки со следствием? – с тревогой в голосе спросил Дрейк.
– Не думаю.
– Почему, Перри? Так будет лучше и для тебя, и для клиентки.
– Этим я поставлю себя в безвыходное положение, Пол. Как только Салли признает себя виновной в совершении убийства второй степени или простого убийства, мы с Деллой окажемся на крючке. Мы автоматически становимся соучастниками после события преступления, и между соучастником убийства второй степени и соучастником простого убийства разница совсем небольшая. Мы просто не можем пойти на это.
– Об этом я не подумал! – воскликнул Пол.
– С другой стороны, мои личные интересы не должны влиять на исполнение моих обязанностей по отношению к клиентке, – продолжал Мейсон. – Если присяжные заседатели будут склоняться к вынесению приговора по обвинению в убийстве первой степени, я могу пойти на компромисс, если это будет отвечать интересам клиентки.
– Она того не стоит! – с жаром воскликнул Пол. – Она постоянно обманывает тебя. Меня бы ее интересы не волновали ни минуты.
– Обвинять клиента во лжи так же нелепо, как обвинять кошку в тяге к ловле канареек. Когда человек с определенным складом ума попадает в затруднительное положение, он испытывает вполне естественное стремление попытаться при помощи лжи выпутаться из него. Салли, к несчастью для себя, решила, что ей это удастся. В случае успеха я не стал бы ругать ее слишком сильно.
