Глава 15
Тот, кто ложится с собаками, проснется с блохами.
Народная пословица, приписываемая Сенеке
Голова Амары трещит от усталости, ее щеки болят от смеха. Сидеть в «Воробье» в окружении сестер-волчиц, пересказывая друг другу ночные утехи, — ни с чем не сравнимое счастье. Сегодня они побаловали себя необычайно обильной трапезой. Стол заставлен плошками с нутом, рагу из фасоли и оливками.
— Выходит, птицы сварились прямо в пироге?! — визгливо переспрашивает Бероника, кудахтая от смеха. — После стольких хлопот?
— Не так громко, — бормочет Кресса, прикрыв глаза ладонью. Она потягивает вино из маленького бокала, пытаясь побороть похмелье.
— Этому повару не помешало бы поучиться уму-разуму у меня в кухне, — говорит из-за стойки Зоскалес. — Да и вина ему здесь отпустили бы по более разумной цене. Две тысячи сестерциев за кувшин! — недоуменно фыркает он.
— Этот Корнелий… — задерживается у их стола Никандр, — ну, тот, которому понравилось ваше пение… По-вашему, он честный человек?
Амара и Дидона переглядываются.
— Пока рано об этом судить, — отвечает Дидона, подняв на него взгляд. Ее волосы украшает одна из подаренных им накануне роз. Остальные цветы из его гирлянды не пережили ночи, проведенной в ее смятой и отброшенной тоге.
— Да ладно! — говорит Виктория. — Ну а что было потом?
Никандр отходит от стола и возвращается в кухню.
Амара пожимает плечами.
— Ничего особенного. Мне больше понравился сам пир.
Ночь завершилась довольно странно. Все четверо отправились домой к Квинту и скоротали предутренние часы в одной спальне, куда то и дело заглядывали рабы, чтобы наполнить их бокалы. Секс был лишь продолжением общения.
— Хотите сказать, что они заплатили семьдесят денариев, а сами вам даже не присунули? — резким голосом спрашивает Виктория. До сих пор она смеялась над их рассказом вместе со всеми, однако Амаре несложно заметить, как расстроена ее подруга тем, что столь увлекательная ночь прошла без нее. Еще ни одной женщине Феликса не платили за посещение домашнего пира.
— Они были довольно пьяны, — говорит Дидона.
Бероника и Зоскалес смеются.
— Не все можно купить за деньги, — замечает владелец таверны. — Во всяком случае, здравомыслие не купишь.
Виктория брезгливо морщится.
— У твоего не встал, что ли?
Дидона качает головой.
На самом деле Марк с лихвой искупил свое бессилие утром, оказавшись поистине утомительным любовником. Он без конца выклянчивал у нее одобрение, спрашивая, действительно ли она получает удовольствие или, может быть, ей больше понравилось бы сзади. Даже Квинт и тот закатил глаза. Амара приходит к заключению, что Дидона предпочла бы, чтобы Никандр узнал от Зоскалеса менее насыщенную событиями версию истории.
— Твой тоже оказался хиляком? — язвительно спрашивает Виктория, дергая Амару за руку. — Вообще, что ли, ничего не было?
Ее раздражает, что первоочередного внимания удостоилась наименее интересная часть вечера.
— Была парочка минетов, — отвечает она, пожимая плечами. — От нас требовалось проявить себя на пиру, — Амара с улыбкой поворачивается к Дидоне. — До сих пор не верится, что мы исполнили ту питейную песню. Как вспомню их лица, когда ты запела!
— Неужто они заплатили за вас обеих и не пожелали даже поменяться девочками?
Вопрос Виктории прерывается появлением Феликса, который с видом безграничного самодовольства ленивой походочкой вплывает в трактир.
— Как поживают этим утром мои любимые шлюхи? — спрашивает он и, нетерпеливым взмахом руки приказав Крессе подвинуться, втискивается между Амарой и Дидоной. Он целует их одну за другой, сжимая их лица в ладонях. — Ваши мальчики выплатили долг. Утром от них приходил раб с деньгами.
«Да он попросту окрылен!» — изумленно думает Амара. Ей еще ни разу не доводилось видеть его в столь приподнятом настроении.
— Зоскалес! Сегодня девочек буду потчевать я! Принеси-ка нам всем вина. — Он улыбается Беронике, Виктории и поникшей Крессе. — Хоть и не каждая из вас его заработала.
— Бедняжке Дидоне даже потрахаться не перепало, — вздыхает Виктория. — У ее любовничка конец был вялый, как капуста.
— И все-таки они раскошелились! — Феликс смотрит на Дидону с новым уважением. — А ты девочка что надо.
— Дело было не только в сексе, — замечает Амара. — Ты слышал, как мы пели. Они хотели, чтобы их развлекли. Вот за что они платили.
— Да плевать, пусть бы хоть нарядились цыплятами и попросили себя отшлепать, — говорит Феликс, забирая кувшин вина у подошедшего Зоскалеса. — Лишь бы денежки отстегивали.
Бероника и Викория хихикают. Кресса прячет голову в ладонях, жалуясь на шум. Феликс наполняет их бокалы.
— Ну и каково было на этой пирушке?
— Дом был огромный… — неуверенно начинает Дидона, пытаясь подобрать слова, чтобы описать несметное богатство Зоила. — Всюду серебро и золото! И фонтаны. И самый большой пирог на свете…
— Говорят, вино стоило две тысячи сестерциев за кувшин, — вернувшийся за стойку Зоскалес со стуком ставит на столешницу одну из собственных амфор. — Безумие.
— Почти все на пиру были вольноотпущенниками, — говорит Амара. — Кроме богатеньких мальчиков, которые нас купили. Они пришли, только чтобы поиздеваться. — Ей вспоминается клейменый лоб Фортунаты. — Будь я богата, я не стала бы угощать вином таких людей. Зачем самой обрекать себя на насмешки?
— Да, — с чувством проихносит Феликс. Когда он, мельком взглянув на нее, отводит глаза, Амара ощущает, что между ними наступило одно из редких мгновений дружеского взаимопонимания. — Но вопрос в том… — он раскидывает руки и обнимает ее и Дидону, — сумеете ли вы провернуть тот же трюк снова?
Обе девушки начинают отвечать одновременно. Им не терпится в подробностях рассказать ему о Корнелии, описав все, от его синих одежд до затребованных им песен.
— Хватит, хватит! — Феликс показывает пальцем на Амару. — Объяснишь все наверху. — Другой рукой он, вставая, давит на плечо Дидоны. — Ты оставайся здесь. С меня хватит и одной языкастой шлюшки.
Амара с усилием поднимается со скамьи вслед за своим сутенером, оглядываясь на угощающихся бесплатным обедом подруг. Бероника снова уплетает за обе щеки, Кресса клюет носом, а Виктория нарочно избегает ее взгляда. Дидона одними губами произносит: «Удачи». Она сворачивает за угол, держась позади Феликса на узком тротуаре. Парис открывает дверь в его покои, и их хозяин, протолкнувшись мимо него, тянет Амару вверх по лестнице.
— Сюда. — Он провожает ее в свой кабинет.
В сравнении с домом Зоила комната, всегда производившая на нее угнетающее впечатление, кажется маленькой. После изящных фресок в спальне Квинта намалеванные на стене хозяина бычьи черепа, обычно столь угрожающие, выглядят невыразительными. Она уже представляет себя в другом месте. Феликс с удобством устраивается в кресле.
