— Это не твоя вина, — наконец произносит она. — Мне все равно в радость находиться здесь с тобой.
— Тебе не обязательно притворяться, — говорит он, беря ее за руку. — Наверное, тебе часто приходится это делать. — Она не пытается его разубедить. — Ты когда-нибудь… что-то чувствовала?
Испытывала ли она хоть какие-то чувства? Вот так вопрос. В ее голове проносятся тысячи ответов. Да, она немало испытала, став проституткой: отвращение, панику, сокрушительную пустоту. Настолько сильное отвращение к прикосновениям, что она сама не знает, как ей удается выносить ночи в лупанарии, не крича и не отбиваясь от мужчин. Но она понимает, что Сальвий спрашивает не об этом.
— Нет, — тихо говорит она. — Я никогда ничего не чувствую.
Они погружаются в молчание.
— Сабине поначалу было очень страшно, — говорит он. — Она долго привыкала к близости. — Он обнимает Амару и притягивает к себе. Она не знает, кого он видит, глядя на нее — ее саму или свою покойную жену. — Амара, — говорит он будто в ответ на ее вопрос. — Я постараюсь доставить тебе удовольствие. Только об одном прошу — не притворяйся. — Он отводит прядь волос от ее лица и поправляет себя: — Не чувствуй себя обязанной притворяться.
Утром ее будит пение Виктории. Какое-то время Амара лежит в своей кубикуле, прислушиваясь к сладкому голосу подруги, столь не соответствующему ее суровой жизни. Она почти ничего не знает о прошлом Виктории. По крайней мере, они с Дидоной были любимы, а Бероника и Кресса провели раннее детство со своими матерями, но Виктория никогда не принадлежала никому, кроме своих владельцев. И все же каждое утро она изливает душу в пении, наполняя это мрачное место радостью. Остается лишь гадать, где Виктория научилась стольким песням. Амара понимает, как сильно ей не хватало их дружбы со времени ее внезапного успеха во время Виналий.
Она встает с кровати, быстро одевается и, выйдя в коридор, ступает босыми ногами по твердому, холодному глинобитному полу. Помедлив перед входом в кубикулу Виктории, она наконец решается отдернуть занавеску.
— Можно войти?
Виктория резко обрывает пение.
— Если хочешь.
— Как прошла ночь?
— Как обычно. Пир удался на славу?
— Это был не пир, а просто ужин над скобяной лавкой.
— И все-таки ужинать в настоящем доме с бесплатным вином лучше, чем питаться впроголодь раз в день.
Амара прикидывает, сколько может рассказать, не отплатив за доброту Сальвия неблагодарностью.
— Клиент попросил меня одеться как его покойная жена. В старое затхлое платье. — Она видит, что ей удалось вызвать интерес Виктории, которая всегда была неравнодушна к нелепым историям о сексуальных приключениях. — Духи ее приготовил и все дела.
Виктория поддается любопытству и откладывает расческу.
— Ты шутишь!
— Спросил, не хочу ли я, чтобы он тоже кем-нибудь притворился.
Виктория смеется.
— Надеюсь, ты попросила его притвориться Юпитером. В виде груды золота.
— Над чем это вы там хихикаете? — В дверном проеме появляется заспанная Бероника.
— Над очередным клиентом, — говорит Виктория. — Ты еще не забыла, кто такие клиенты? Или у тебя на уме один Галлий?
— Ты прекрасно знаешь, что этой ночью я обслужила по крайней мере троих, — обижается Бероника. — Среди которых был тот несносный придурок из прачечной. Как там его зовут?
— Фабий, — подсказывает Виктория. Амара не устает удивляться, как ей удается помнить всех клиентов по имени. — Он не так уж плох.
— Она опять напилась, — бормочет Бероника, выглянув в коридор и оглянувшись на кубикулу Крессы. — И где она только находит деньги? Если так будет продолжаться, она пропьет все свои сбережения.
— Кажется, примерно в это время года родился Космус? Она, должно быть, по нему скучает. — Виктория снова начинает расчесываться. — Фабий, как обычно, плакал после секса?
Бероника тяжело садится.
— Какой же он зануда, — говорит она.
— Вот почему их прежде всего надо настраивать на нужный лад! — произносит Виктория. — Разве можно осуждать его за слезы, если ты лежишь с кислой физиономией, всем своим видом давая понять, что предпочла бы трахаться со своим парнем. Могла бы приложить хоть немного усилий.
Бероника, даже не попытавшись защититься, обессиленно валится на кровать.
— Он дал мне пощечину, — говорит она.
— Что?! Фабий? Этот заморыш? — изумляется Виктория.
— Нет, Галлий, — с несчастным видом отвечает Бероника. — По его словам, мне это слишком нравится. То есть с другими мужчинами.
— А чего он хочет? Что бы ты ночами напролет стенала и оплакивала потерянную невинность? Вот урод.
— А тебе это нравится? — выпаливает Амара.
Обе подруги во все глаза смотрят на нее.
— Ну и вопрос! — восклицает Виктория. — Такого ожидаешь скорее от наших клиентов.
— То есть я имею в виду… — Она умолкает, сама не зная, что хочет сказать. Ночь с Сальвием отнюдь не стала откровением. Вопреки всем его усилиям, она так и не почувствовала удовольствия. Но не было ей и слишком неприятно. Она впервые ощутила, что, возможно, с другим мужчиной все могло бы быть по-другому.
— По-моему, ты чего-то недоговариваешь нам насчет секса в образе покойной жены, — говорит Виктория.
— Покойной жены?! — переспрашивает Бероника.
— Значит, ты рассказала им про Сальвия? — К дверному проему прислоняется Дидона. Виктория оттесняет Беронику, чтобы освободить для нее место, и Дидона садится на кровать. Все три девушки смотрят на оставшуюся стоять Амару.
— Пожалуйста, только не говори нам, что влюбилась в мужчину, который просит тебя одеваться как его покойная жена, — произносит Виктория.
— Нет! — отвечает Амара. — То есть он мне очень нравится. Как друг.
— Как друг?! — не веря своим ушам, повторяет Бероника.
— Ты бы вышла за него, если бы он попросил тебя стать его женой номер два? — Виктория явно наслаждается ролью обвинительницы.
— Да, но это не любовь. Просто я предпочла бы быть свободной женщиной, держащей скобяную лавку, чем рабыней Феликса. А вы разве нет?
— Он что, великолепен в постели?
Амара смущенно молчит.
— Значит, он и правда великолепен!.. — восклицает Виктория.
Девушки фыркают от смеха, и Амара поневоле смеется вместе со всеми.
— Просто он постарался доставить мне удовольствие, вот и все. От клиентов ведь обычно такого не дождешься.
— Поэтому и нужно их направлять, — говорит Виктория. — Тебе надо брать инициативу в свои руки.
— Ну не знаю, — хмурится Бероника. — Я понимаю, о чем она.
