Они смотрят друг другу в глаза, и в его взгляде читается вопрос: «Положишь ли ты конец моим ожиданиям?»
— Руфус! — их прерывает знакомый голос.
Подняв глаза, Амара замечает стоящего у их стола Квинта. Его сопровождает ослепительная красавица. Амара понимает, что видит ее не впервые. Это та самая куртизанка, которая сидела перед ней в театре в платье с открытой спиной. Вблизи она еще больше поражает красотой. Ее волосы собраны в тонкие косички вокруг головы, кожа темна, как у Зоскалеса, а на плече сияет золотой браслет. — Кажется, ты знаком с Друзиллой?
— Конечно, — говорит Руфус. — Рад встрече. — Он с гордостью поворачивается к собственной спутнице. — А это Амара.
— Неужели! — восклицает Квинт, поджав губы. — Да ты везунчик. Мне уже доводилось слышать ее чудный голосок.
При виде его ехидной усмешки сердце Амары тревожно замирает.
— О, так ты поёшь? — восклицает Друзилла. — Как чудесно! Я обожаю музыку. Вы оба обязательно должны провести с нами вечер у меня дома. — Она тепло улыбается Амаре, и та отвечает ей благодарной улыбкой.
— Друзилла обожает принимать гостей. — Квинт закатывает глаза. — В ее доме шагу не ступить, чтобы не наткнуться на толпу сплетничающих девиц.
Друзилла игриво притворяется обиженной.
— Можно подумать, я когда-либо тебе в чем-то отказывала. — Она удаляется к их столу, и Квинт, виновато пожав плечами, следует за ней.
Амара поворачивается к Руфусу, и выражение его лица заставляет ее похолодеть.
— Значит, ты уже знакома с Квинтом? — спрашивает он.
— Он посещал пиры, на которых я выступала. — Она вскидывает голову, твердо решив не показывать ни страха, ни тем более стыда. — Моя соисполнительница Дидона знакома с ним ближе.
— У него репутация распутника. Надеюсь, ты не сходилась с ним слишком быстро.
Амара не может понять, гневается ли Руфус на нее или на Квинта.
— По-твоему, у меня когда-то был выбор, с кем сближаться? — резко спрашивает она.
— Забудь. — Он отмахивается, не желая продолжать разговор.
— Нет, — ледяным тоном говорит она. — Не забуду. Если ты будешь укорять меня за самые мучительные мгновения моей жизни, я не смогу быть твоей подругой.
— Я не имел в виду ничего дурного… — Испугавшись ее негодования, Руфус становится похож на прежнего себя.
— Надеюсь, что нет, — говорит она. — Если ты предоставил мне право выбора, это не значит, что другие были столь же великодушны.
Внезапно на Амару наваливается усталость. Сколько она ни выбивается из сил, стараясь удержать интерес Руфуса и открыть ему душу, он никогда ее не поймет. Ей вспоминается день, проведенный с Менандром возле арены, и их беседа о прошлом. «Ты осталась тем же человеком. Я вижу тебя прежнюю».
Руфус узнает ее печаль, хотя и не может угадать причины.
— Прости, я осел. Я знаю, что ты… пела на многих пирах. — Он виновато морщится, давая понять, что своим эвфемизмом высмеивает себя, а не ее. — Глупо с моей стороны ревновать. Просто ты так обворожительна. Я знаю, что ты могла бы быть с любым, кого пожелаешь. — Он тянется к ее руке. — Мир?
— Единственная твоя глупость в том, что ты вообразил, будто я могу предпочесть тебе Квинта, — отвечает Амара, пожимая его пальцы. Ее слова звучат наигранно, но она говорит искренне. — Похоже, Друзилла — очень приятная девушка. — Она снова отпускает его ладонь.
— О, с ней чрезвычайно весело! — восклицает Руфус и тут же сконфуженно замолкает. — То есть сам я никогда… — запинаясь, оправдывается он. Амара усмехается, и он с облегчением присоединяется к ее смеху. — Ну, в общем, она устраивает чудесные ужины. Ее бывший хозяин завещал ей свободу и, очевидно, немалое состояние. Впрочем, думаю, что она также пользуется поддержкой своих друзей.
Амара с возросшим интересом посматривает на Друзиллу. Девушка сидит так же царственно, как когда-то в театре. Кажется, даже заносчивый Квинт не жалеет сил, чтобы произвести на нее впечатление.
— Нам определенно стоит принять ее приглашение, — говорит Руфус, проследив за ее взглядом. — Если, конечно, ты хочешь.
— Хочу. Очень хочу. — Амара опускает взгляд, сознавая, что ее волнение легко принять за застенчивость. — Впрочем, с тобой я бы с радостью пошла куда угодно. — Она вскидывает глаза на Руфуса и видит, что он понял скрытый смысл сказанного.
На остаток вечера они почти забывают о еде. Оба трепещут от предвкушения, и каждое легкое касание ладоней, даже при передавании вина, воспринимается с особой остротой. Амара чувствует себя почти влюбленной.
Когда они подходят к расположенному неподалеку особняку Руфуса, на улице темно. Им освещают путь двое рабов, один из которых — Филос. Дом ей уже знаком. Жасмин в саду отцвел, и теперь воздух напоен ароматом мирта. Вспомнив свое подношение на Виналиях и страстную молитву Венере, Амара укрепляется в решении, как себя вести. Этой ночью она ни на шаг не отступит от избранной роли.
К ее радости, Руфус отпускает остальных рабов. Она предпочитает остаться с ним наедине. Большая часть комнаты окутана полумраком, но Филос оставил лампы горящими, и их колеблющиеся отблески касаются стен, освещая сцены на театральных подмостках. Амара осознает, что никогда не бывала у Руфуса при свете дня.
Она ожидала, что он набросится на нее, как в их первый совместный вечер, но на сей раз он оказывается более сдержанным. Амара медленно, соблазнительно раздевается и входит в образ влюбленной куртизанки. Притворяться приходится лишь наполовину. Она использует для его удовольствия все знания и умения, полученные за время жизни в лупанарии. Полезными оказываются даже ночи с Сальвием: безуспешно стараясь удовлетворить Амару, он научил ее оттягивать наслаждение.
Она не испытывает ни боли, ни отвращения. Ей даже впервые доставляет радость ублажать мужчину, потому что Руфус ей искренне нравится. Впрочем, возможно, что ее влечение отчасти вызвано необходимостью привязать его к себе больше, чем на одну ночь, и заставить желать ее ласк снова и снова.
Позже они лежат, переплетясь разгоряченными, влажными от пота телами.
— Я люблю тебя, — говорит он, осыпая ее поцелуями. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. — Она еще крепче прижимается к нему.
— Я никогда не встречал таких женщин, как ты. Ты никогда не просишь подарков. Единственное, о чем ты просила, — это чтобы я уделил тебе время.
Амара вспоминает своих подруг Дидону и Викторию. Она знает, что таких женщин, как она, много, но они редко встречают сочувствие, с каким относится к ней Руфус.
— Ты уже был более чем щедр, — говорит она. — Ты умеешь слушать. Ты оберегаешь меня, даже когда мы не вместе.
— Вот почему я тебя люблю, — произносит он, снова приникая поцелуем к ее губам. Потом он приподнимается на локте и, свесившись с дивана, что-то под ним нащупывает. С лицом, по-детски полным радостного ожидания, он вручает ей деревянную коробочку.
