— Ты это уже говорил, — промурлыкала она. — А там, где?
— Ну… Есть там одно местечко… — напустил я на себя таинственности. — Там ещё банановая роща… А тебе зачем?
— Просто… Интересно же!
— Слу-у-шай! — я тоже повернулся на бок, лицом к Кири. — Помнишь, ты говорила, что у тебя вроде как есть знакомая. Среди людей моря.
— Знакомая? — чуть нахмурилась она, — Я говорила?
— Да, ты как-то рассказывала, — как можно безмятежнее заявил я.
— А… — наконец чуть запинаясь проговорила Кири, — да… Есть одна. А тебе зачем?
* * *
— Это было… прекрасно… Спасибо тебе, Скат!
Хеху окатил меня волной грусти, я бы даже сказал — тоски.
Накатывали сумерки. Я забрался на самую верхушку потухшего вулкана. Здесь уже ничего не росло, только камни да скалы.
Сам кратер давным-давно обвалился, оставив от воронки лишь северный кусок, да и тот давно заканчивался небольшой, почти плоской вершиной.
— О чем ты, парень? — я немного запыхался, поскольку старался успеть подняться до темноты.
— Я о Кири, и о…
Теперь подкатило смущение.
— Да ладно… Не стоит благодарностей! Теперь ты понимаешь, что такое опыт?
— Я… Я никогда бы себе такого не позволил!
Эй! Чего «такого»? Ты на меня наговариваешь! У меня даже щеки стали гореть.
— Не тушуйся, боец! Будут в нашей с тобой жизни тёлочки и получше твоей Кири! Помнишь эту, водяную? Что была с Каем? Во-о-от… Вот это — приз! За который не стыдно и побороться, а таких как твоя Кири, уж прости меня, конечно, я в юные годы мог укладывать пачками, причём не по одной за раз!
Солнце закатилось. Я быстренько сложил пирамидку из камней на заранее расчищенной площадке там, где в океане утонул последний кусочек светила. Центр площадки уже был отмечен ещё одной пирамидкой.
По-тропически быстро накатывала темнота.
— Не говори о Кири плохо. Она хорошая.
— Не буду! — честно заверил я.
А здесь зябко! Не удивительно, я вспомнил: градиент воздушной температуры шесть с половиной градусов на каждую тысячу метров. Тут же все полторы, над уровнем моря будут. Значит? Значит здесь должно быть градусов на десять холоднее, чем у меня на пляже! А сейчас ещё и солнце закатилось. Не помешало бы что-нибудь накинуть, помимо «трусов» из которых почти не вылезал.
— И всё равно — спасибо тебе, дух моря по имени Скат!
— Так, а что за тоска в голосе? Ну-ка отставить панику! Я же только что зацепился за возможность сбежать отсюда.
— Сбежать…
Протянул Хеху, словно смакуя это слово.
— Разве ты ещё не понял, Скат? Не понял? За мою голову обещали целую жемчужину!
— Большую жемчужину, пацан, гордись!
Меня распирало от радости. И не только секс был причиной. Секс, кстати, был так себе… Но ниточка, тонкая ниточка ведущая с острова… Это же шанс всё наладить! Только бы не сорвалось, только бы Кири не соскочила с крючка…
На небе зажигались звезды. Та-ак… Ну-ка, ну-ка… Вон те созвездия всегда до этого зажигались на севере. А вон те — на востоке. Я отметил их ещё пирамидками на импровизированной обсерватории. Теперь проведем меридиан…
— Ну вот, пацан. Те звезды, это указатель на юг. Полярные созвездия. Может ваши мореплаватели знают их и так, но я эти ориентиры нашёл самостоятельно!
— А ты всё думаешь, как отсюда сбежать?
— Ну конечно, парень! Это же новая жизнь, для нас с тобой!
— Бедный, глупый дух моря. Ты ещё не понял, что, по крайней мере, моя жизнь скоро прервётся? Считай уже прервалась…
— Что такое?!
— Большая жемчужина…
— Я помню, помню, и?
— Ты не представляешь, что значит большая жемчужина? Да для любого, из касты земли, это — безбедная жизнь в течение целого года! И ещё останется чтоб накупить всяких диковинок у торговцев! Понимаешь?
Накатило понимание.
— Хочешь сказать, — спросил, растеряв всю весёлость, — что за такую награду, нас теперь любой из касты преподнесёт этому Ситу, на блюдечке? С голубой каемочкой.
— Любой. Хоть в касте земли, хоть в касте сетей. И даже ни один человек войны, не откажется от такой награды. Меня будут искать и ловить все жители этого острова. А когда найдут…
Хеху не договорил.
Глава 8
Деревня
Звёздное небо завораживало великолепием. Так бы смотрел и смотрел на него, пытаясь впитать в себя целиком эту величественную картину. Ну, скажите, когда вы ещё вот так, никуда не спеша пялились в мерцающую бесконечность, пытаясь не свихнуться от осознания своей микроскопичности? Обычно раньше этому мешали либо облачность, либо световой «шум» городов… Либо было тупо не до гляделок в ночное небо.
Здесь же — прозрачный, не запылённый, не загазованный воздух, и полное отсутствие света ниже линии горизонта. Ни огонька.
Разве что светилась восточная береговая линия. Да, словно ночной хайвей, мерцали границы течения. Кстати… я вгляделся. Небольшое ответвление от «основной улицы», словно тонкий ручеёк-переулочек обнимало и часть западного побережья, но завихрялось и терялось, не доходя до рифа.
На продуваемой вершинке в одних растительных «трусах» было, мягко говоря, не жарко. Я воспользовался заранее заготовленной растопкой, запалил заранее подготовленный факел и, при помощи ещё по свету привязанной лианы, спустился вниз, в чернильную темноту.
Ночевать решил на границе зоны леса с западной стороны. Если кто и увидит костер, например с воды, пусть думает, что где-то тут я и прячусь.
Но мысли, если честно, бродили не весёлые. При таких-то раскладах меня тут будут искать все, кому не лень. И даже от условно «своих» — из касты земли, вполне можно ожидать подлянки. Ибо обязательно найдутся те, кто готов променять кастовое единство на год безбедной жизни и небольшую горку ништяков. И пофиг, что мы тут «своих не сдаем». Пятьдесят человек — не сдают. А пятьдесят первый — запросто!
Блин, я всё больше и больше укреплялся в мысли, что с острова надо дёргать. Ведь «партизанить» всю жизнь — не выйдет. Да и что это за пенсия такая будет, если я, вместо шезлонга на пляже, с девчонками и коктейлями буду вынужден годами ныкаться под широкими пальмовыми листьями, укрываясь от ливней?
Вздохнул. Я уже разок получал — «пенсию». Такую офигенную, что пришлось идти на авторынок, шинами торговать. Блин, кто бы рассказал, при поступлении в училище, что цельный кап-три, после стольких лет в элитнейшем, мега засекреченном подразделении, вместо: «охота-баня-рыбалка» будет вынужден по десять, а то и двенадцать часов в день горбатиться на «дядю», ворочая вонючую «резину» и выслушивая претензии малолетних дебилов, подбирающих «катки» на подаренные папами тачки. Рассмеялся бы в лицо!
