Огуречный гель я принесла с собой, а шампунь с розмарином и кондиционер взяла из диспенсеров на стене. После душа я постояла с минуту, оглядываясь по сторонам.
Ранним вечером в Кабуки почти никого не было, если не считать нескольких женщин, которые, сидя на традиционных деревянных стульчиках, лениво намыливались и ополаскивались из гибких ручных шлангов. В просторном джакузи, выложенном плиткой, перешептывались три подружки. Еще кто-то отдыхал с закрытыми глазами на скамьях из тикового дерева.
Меня убаюкивало журчание воды. Поскольку я была одна, мне не нужно было ни с кем шептаться. Без отвлекающего общения время замедлилось.
В сухой сауне мое дыхание выровнялось, стресс и напряжение улетучились. Я вышла обратно в купальню и удивилась, каким прохладным показался мне воздух. Тем приятнее было погрузиться по плечи в ванну с теплой водой. Я выпила немного жасминового чая и села отдыхать на скамейку, приложив к глазам ломтики огурца.
Затем пришло время парилки. Шипящий пар был густым, как прибрежный туман, а пятидесятиградусная жара – такой сильной, что я едва могла дышать. Почти сразу же пот залил мое лицо, в глазах защипало. Я продержалась несколько минут – достаточно долго, чтобы натереть кожу солью, а потом выскочила наружу и снова нырнула в ванну. На этот раз – холодную. Так я чередовала пар и холод, пока кровь не прилила к коже и все мое тело не начало покалывать.
Наконец, я встала на ноги, выпрямилась, высоко вытянув руки над головой, расправив грудную клетку и позвоночник. Немного постояла так, потом медленно опустила руки и выдохнула. Мои плечи расслабились. Я чувствовала себя спокойно.
В 21:00 я сдала ключ на стойке регистрации и вышла из купален Кабуки. Единственное слово, которое я произнесла за эти три часа, было «спасибо». Первый раз я сказала «спасибо», когда я получала ключ от шкафчика, и второй – когда дежурный принес мне свежезаваренный чай.
Ветер на улице стих, и мягкий вечерний воздух приятно холодил мне лицо. Я купалась в лунном свете и была так расслаблена, что практически парила, пока шла к своей машине. Воистину, чтобы по-настоящему восстановиться, надо просто побыть одной.
Линн Сандей
Как заново родиться
Кто же я такая? В том-то и вопрос.
Льюис Кэрролл
Мой папа был итальянец, а мама собрала в своей родословной британцев, французов, немцев, ирландцев и коренных американцев. Я привыкла идентифицировать себя со всеми этими нациями понемногу и примерно представляла состав своей семьи. Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы не одна странная идея, посетившая меня накануне шестьдесят восьмого дня рождения. На вопрос мужа о подарке я неожиданно ответила:
– Как насчет того, чтобы сдать тест ДНК?
Поймите меня правильно. Не то чтобы я надеялась раскопать в своей родословной нечто особенное. Скорее это было простое любопытство. Возможно также, что на меня косвенно повлияли телевизионные рекламные ролики, в которых люди рассказывали об удивительных результатах своих путешествий к корням генеалогического древа. Словом, в моей голове что-то щелкнуло. Я создала учетную запись на соответствующем сайте, отправила по нужному адресу пробирку со слюной и стала ждать. Прошло несколько недель, и наступило 7 апреля 2017 года.
Это был самый обычный день. Он шел как раз за моим днем рождения – между Днем дурака и днем подачи налоговых деклараций. Какие тут могут быть сюрпризы?
Я включила компьютер, открыла электронную почту и увидела письмо: «Ваши результаты анализа ДНК готовы».
– Ладно, – подумала я.
Со стороны мамы неожиданностей не было: индейская прабабушка действительно фигурировала в результатах исследования. Но когда я стала искать итальянские корни по отцовской линии, вместо ожидаемых 50 % результаты показали 0 %. Ноль! Никакого итальянского происхождения!
Как так? Я помню своего деда, отца моего отца. И еще сестру и брата отца – тетю Анну и дядю Чарли. Они были итальянцами. Они говорили по-итальянски. Дедушка вообще других языков не знал – отцу постоянно приходилось переводить для нас с мамой. Как у меня могло быть 0 %? И если я не была наполовину итальянкой, то кем же тогда я была?
В отчете был ответ: «Ашкеназский еврей».
Я подумала: «Должно быть, это ошибка. Может быть, они перепутали мой образец с чужим?» Я решила задать этот вопрос на сайте, и мне ответили. Я спросила снова – и еще четыре раза за неделю. Наконец, удовлетворенная их контролем качества, я спросила себя: «И что мне теперь делать?»
В еврейском онлайн-сообществе мне сказали: «Добро пожаловать в общину». Но у меня не было даже имени, чтобы отследить родословную. Итак, я начала поиски.
Сначала я подозревала, что бабушка и дедушка по отцовской линии могли быть итальянскими евреями, которые скрыли свое происхождение во время эмиграции. Следующие несколько месяцев я связывалась с профессорами и писателями в Соединенных Штатах, а затем – с историками и специалистами по генеалогии в Италии. Безрезультатно.
Родных братьев и сестер у меня нет, поэтому я позвонила своей единственной двоюродной сестре по отцовской линии – дочери тети Анны. Она старше меня на восемнадцать лет и живет на другом конце континента, поэтому мы с ней не слишком близки. Однако, заинтригованная моей историей, она согласилась тоже пройти ДНК-тест. Если наши родители были родственниками, то либо она тоже наполовину еврейка, либо мы с ней вообще биологически не связаны. Результаты показали, что ее мать – сестра моего отца – не была итальянкой. Но и еврейкой она тоже не была. То есть мы не приходились друг другу никакими двоюродными сестрами. Мы сделали вывод, что, возможно, наши родители были усыновлены.
Но кем же в таком случае были биологические родители моего отца? Я пыталась найти записи о рождении и усыновлении. Это оказалось непростой задачей, потому что он родился сто четырнадцать лет назад. Оба его биологических родителя должны были быть евреями, но, не зная имени его матери, раскопать что-либо было невозможно.
Единственным инструментом, на который я теперь могла положиться, было сопоставление ДНК. Но мне не удавалось найти совпадений раньше, чем в четвертом поколении, а это слишком далекое прошлое, чтобы с его помощью можно было надеяться найти кого-то из живущих ныне. Я отправила свою ДНК в шесть разных организаций по сопоставлению, чтобы увеличить шансы найти живого биологического родственника по еврейской линии. Никого. Теперь все, на что я могла надеяться, это что кто-то из моих более близких родственников тоже вдруг отправит ДНК на анализ.
Сначала я проверяла почту каждый день, взволнованно предвкушая найденное совпадение. Потом через день. Потом два раза в неделю. Затем – через произвольные промежутки времени. Это было все равно что проверять, выиграли ли вы в лотерею, не ожидая, что это действительно произойдет. Я смирилась с тем, что проживу оставшиеся годы, так и не узнав, есть ли где-нибудь хоть одна ветка, принадлежащая моему генеалогическому древу.
