– Брр, как же холодно! Я сейчас умру!
Ребятишки корчились от смеха, чуть не выпрыгивая из своих комбинезонов. Наконец Ханне удалось извлечь снежок из-под многочисленных свитеров и кофт, но мокрый след от стекавшей по спине ледяной струйки все еще чувствовался. Ей хотелось расшвырять хохочущие комбинезоны в разные стороны, однако тут она заметила, что Маргрет тоже смеялась. Ханна постаралась взглянуть на себя со стороны и поняла, что на самом деле выглядит предельно банально и комично. Первая ее реакция была настолько же предсказуема, как поливший из черной тучи дождь. Решив поразить Маргрет, мелких змеенышей и прежде всего себя, она кинулась к глетчеру, зачерпнула горсть снега и стала гоняться за детьми.
– Ага! Ну, сейчас вы у меня дождетесь!
Хоть ребятишки и не понимали ее, но они с восторженным визгом бросились врассыпную, так что Ханне даже не надо было особо притворяться, что она не может их поймать. В конце концов она прекратила свои тщетные попытки поймать малышей и стала кидаться в них снегом, они же с радостью уворачивались от этой заранее обреченной на неудачу попытки мести. Ханна остановилась перевести дух, и в этот момент большой снежок попал прямо ей в лоб. В нескольких метрах от себя она увидела Маргрет, которая с шаловливым видом махала ей рукой, детишки же в этот момент чуть не лопались от хохота. Ханна почувствовала, что и сама смеется, пульс у нее бешено бился, щеки пылали. Ей пришло в голову, что она уже и не помнит, когда последний раз по-настоящему смеялась. Они так и не успели сказать друг другу, что же будет дальше, но по пути обратно Маргрет внезапно взяла руку Ханны и слегка сжала ее. Казалось бы, пустяк, но Ханна поняла, что на этом все не закончилось.
39
Преодолевая с Маргрет и детьми последние сотни метров до полицейского участка, Ханна ощущала некоторое беспокойство. Прогулка их подходила к концу. Она не знала, когда ей удастся снова увидеться с Маргрет. С детьми или без них. Ханна наблюдала за тем, как маленькие комбинезончики заканчивают трудное путешествие и, собрав последние силы, бегом несутся к дому. Сама она шла в нескольких шагах позади Маргрет и старалась выдумать предлог для того, чтобы подольше оставаться с ней. Но когда они приблизились к дому, у Ханны возникло тревожное чувство, что, что-то не так. Машина Виктора была припаркована как-то странно – далековато от дома, как будто он решил затормозить слишком рано. Подойдя к машине еще на пару шагов, они заметили, что обе передние дверцы распахнуты.
– В чем дело?
Видя ту же картину, что и Ханна, Маргрет остановилась. Дети уже были в нескольких шагах от входной двери, которая тоже оказалась открытой настежь. Обе женщины одновременно почувствовали беспокойство и бросились к дому, чтобы помешать ребятишкам войти внутрь. Поймав на самом пороге пыхтящий комочек в комбинезоне, Ханна оттащила его подальше от двери и успела заметить на полу в прихожей какие-то пятна. Кровь!
– Bíddu!
[40]
Маргрет, как и Ханна, застыла, держа на руках двоих детишек; лицо у нее было абсолютно белым. Дети посмеивались – вероятно, думали, что это какая-то забавная игра, – и пытались вырваться. Ханна поймала взгляд Маргрет, в котором сквозил нескрываемый страх; Маргрет напоминала сейчас хрупкую ледяную скульптуру, готовую в любой момент разбиться. Ханна намерена была любой ценой предотвратить это.
– Оставайся здесь с детьми, я вхожу.
Не тратя лишних слов, Ханна помогла Маргрет собрать всех ребятишек и краем глаза проследила за тем, как та отвела компанию малышей от дома, бормоча какие-то успокаивающие слова, которые, возможно, действовали на них, но никак не на нее саму.
– Будь осторожна!
Едва расслышав предостережение, Ханна прошла в дверь, которая с внутренней стороны оказалась вся измазана кровью. С бешено бьющимся сердцем она медленно двинулась в сторону гостиной. Из множества остросюжетных фильмов она знала, что сейчас самое время достать оружие или дождаться подкрепления. Однако оружия у нее не было, равно как и подкрепление вызывать было неоткуда. Ханна отметила, что страха она не испытывала – лишь сильное напряжение, не зная, чего ждать дальше. Предчувствуя худшее, она подкралась к двери в гостиную и, решительно распахнув ее, ворвалась внутрь, где, как оказалось, все было тихо и спокойно. За исключением того, что на столе лежал опрокинутый стакан, из которого на устланный ковром пол капала вода. Ханне показалось, что она довольно долго разглядывала стакан, однако затем из кухни донесся какой-то звук. По спине ее пробежал холодок. Лишь теперь она по-настоящему испугалась. Но пути назад не было – ради стоящих на улице замерзших и усталых детишек она должна была проверить дом, убедиться в его безопасности. Двинувшись в сторону кухни, Ханна быстро огляделась в поисках какого-нибудь оружия, подхватила с комода латунный подсвечник и подняла его над головой. Пытаясь выглядеть грозной и смелой и с неподдельной готовностью обрушить тяжелый подсвечник с острыми гранями на висок проникшего в дом злоумышленника, она влетела в кухню с ревом, поразившим ее саму. Поразил он и склонившегося над кухонной мойкой человека, который резко обернулся, в испуге глядя на подсвечник, занесенный Ханной над его головой. Человек также вскрикнул от страха и заслонил лицо руками. За долю секунды до того, как под действием адреналина рука Ханны начала опускаться, она вдруг поняла, что смотрящие на нее глаза ей хорошо знакомы. Это были глаза Виктора.
Ханна опустила руки, удары пульса едва не разрывали ее вены, она растерянно смотрела на Виктора. Смертельно бледный, вероятно из-за потери крови, он пытался самостоятельно перевязать правую руку, из которой обильно текла кровь. Лежащее перед ним на столе кухонное полотенце превратилось в кровавую тряпку. Со лба его стекали капли пота, смешиваясь с кровью из раны, которая, похоже, была длинной и глубокой. Ханна огляделась по сторонам.
– Здесь кто-то еще есть? Кто это сделал?
Виктор с трудом покачал головой; похоже было, что еще немного, и он упадет. Ханна пододвинула стул и усадила его. Она стала сама перевязывать Виктора, отчаянно кривясь, чтобы не упасть в обморок. Вида крови она совсем не выносила, однажды лишилась чувств прямо в кинотеатре во время особенно кровавого фильма, и даже мелкие ранки приводили ее в ступор. Вероятно, мощный выброс адреналина все еще удерживал ее в сознании, когда она торопливо заматывала руку Виктора марлевым бинтом, которым он несколькими минутами ранее пытался остановить кровотечение. Рана представляла из себя длинный порез и была, по-видимому, нанесена кухонным ножом. Ханна глазами поискала нож, а когда не нашла, ей снова стало страшно оттого, что человек, очевидно ранивший Виктора в его собственном жилище, вероятно, все еще разгуливает с ножом по дому. Она налила стакан воды и поставила его перед Виктором. Он выглядел вялым. Что в большей мере явилось причиной этого – сама рана или же потеря крови – было непонятно. Ханна поднесла стакан к губам Виктора, он начал жадно пить.
– Ты уверен, что в доме больше никого нет?
