Ханна вспомнила, что в Хусафьордуре нет собственной больницы.
– А сейчас я, собственно говоря, где?
– В медицинском центре Эстфьордена.
– Далеко от Хусафьордура?
– Где-то три четверти часа езды. Все зависит от того, насколько хорошо расчистили дороги.
В легком возбуждении Ханна осмотрелась по сторонам.
– Который час?
Виктор скосил взгляд на наручные часы.
– Около десяти.
– Похороны назначены на половину одиннадцатого!
Ханна начала перекидывать ноги через край кровати и чуть не закричала – такой болью отозвалось все ее истерзанное тело.
– Что ты делаешь?!
Виктор попытался удержать ее здоровой рукой.
– Мы едем на похороны Тора.
– Но мы не успеем.
– Ты, помнится, сам сказал – три четверти часа?
– Да, но этот снег и твое состояние… Самое раннее, мы попадем туда часа через полтора.
Сопротивляясь боли, Ханна собрала все свои силы и изобразила на лице бодрую улыбку.
– А если мигалку включить, быстрее получится?
Виктор вздохнул, помог ей выбраться из кровати, переодеться в свои вещи и обувь, натянуть верхнюю одежду. Пятью минутами позже изумленная медсестра имела возможность наблюдать, как средних лет датская писательница, опираясь на плечо инспектора полиции и отчаянно хромая, проковыляла по коридору к выходу и покинула больницу.
Первые несколько минут по дороге в Хусафьордур Ханна молчала, сил ей хватало лишь на то, чтобы время от времени делать левой рукой слабый жест Виктору, который тут же протягивал ей бутылку воды – запить очередную таблетку обезболивающего. Правую свою руку, висящую на груди на перевязи, Ханна ощущала неким не принадлежащим ей инородным телом. Опустив глаза, она посмотрела на массивный тяжелый гипс.
– И как долго мне предстоит это носить?
– Четыре недели.
Только сейчас ей стал понятен весь масштаб катастрофы. Четыре недели! Получается, что она ни при каком раскладе не успеет закончить свою книгу! Вероятно, от досады она даже издала какой-то сдавленный возглас, потому что Виктор встревоженно посмотрел на нее.
– Ты в порядке? Я пытаюсь ехать как можно более аккуратно, но весь этот снег… В общем, трудновато.
– Следующие четыре недели я не смогу писать. Ну, теперь-то мне уже действительно все равно.
Ханна смотрела в окно автомобиля на исландскую равнину, покрытую толстым и тяжелым слоем снега. Его выпало много, около полуметра, и это полностью изменило окружающий пейзаж. Они как будто очутились на другой планете, в каком-то сказочном месте между фантазией и реальностью. Ханна снова ощутила себя обернутой ватой, ей казалось, что ее что-то сдерживало, будто она шла против сильного встречного ветра или бежала во сне без продвижения вперед.
– Ты можешь ехать немного быстрее?
– Прости, но в этих условиях… Нам бы неплохо добраться живыми.
Против этого трудно было что-то возразить, и Ханна предпочла не настаивать. Дорога была покрыта толстым слоем снега, и, хотя Виктор вполне уверенно сжимал руль, порой казалось, что они едут по катку. Они пару минут постояли, пережидая, пока проедет встречная машина. Чтобы чувствовать себя комфортнее, Ханна выкрутила на максимум подогрев своего сиденья.
– Я смотрю, вы с Маргрет здорово подружились.
Услышав это, Ханна замерла. Постаралась, чтобы голос ее звучал спокойно и расслабленно.
– Ну да… Подружились… Я даже не знаю, как это назвать.
– А ты бы как назвала?
Виктор пристально посмотрел на нее. Чувствуя, что на то есть множество причин, ей стало как-то не по себе.
– Смотри, куда едешь.
Виктор перевел взгляд на дорогу.
– Ей это на пользу.
– На пользу?
– Разговаривать со взрослыми. Целый день общаться с маленькими детьми… Как бы там ни было, но она слишком умна для этого. Необходимо, чтобы вокруг нее были и другие способные думать люди.
– Но она вроде бы любит детей. И умеет с ними ладить.
– Да, разумеется, просто считалось, что все это на время. Пока наши собственные дети еще не подросли. А теперь я даже не знаю… Боюсь, ничем иным она уже не сможет заниматься.
– А чем еще она может заниматься?
– По образованию она библиотекарь. Наверняка вы говорили об этом, ведь ты же пару раз была у нас в гостях.
Ханна заерзала, как будто под ней было не сиденье, а раскаленная сковорода, и поспешила совсем выключить подогрев. Так что же именно Виктору известно?
– Стыдно признаться, но если честно, то, вероятно, в основном я болтала о себе. А ее я не слишком расспрашивала…
Виктор улыбнулся.
– Типичная Маргрет. Выслушивать все чужое дерьмо. Прости, конечно… Да я и сам хорош. Вечно гружу ее своими проблемами и забываю спросить, как дела у нее. Часто я думаю, что она слишком хороша для меня.
Ханна смотрела на снег. Совершенно белый, чистый. Что она могла сказать?
– А мне кажется, она выглядит вполне счастливой.
– Ты и вправду так думаешь?
Вспомнив, как Маргрет говорила с ней о спокойствии и о радости быть для кого-то кем-то, Ханна с убежденным видом кивнула.
– По крайней мере, так мне она сама говорила. Что у нее все превосходно и она даже не представляет себе никакой другой жизни.
Виктор с довольным видом кивнул, заметно было, что эти слова его искренне порадовали. Однако затем выражение его лица изменилось.
– Мне прекрасно известно, что у тебя с моей женой был секс. Теперь это прекратится.
Ханна взглянула на Виктора. Неужели он произнес то, что она только что слышала? Он указал на ее руку.
– Четыре недели в гипсе. С этих пор у тебя многое будет вызывать лишние затруднения.
Ханна отвернулась и уставилась в окно автомобиля. Снова повалил сильный снег.
42
Наконец они остановились у маленькой деревенской церкви, до отказа набитой народом, судя по множеству припаркованных снаружи машин. Несмотря на то, что быстро выйти из автомобиля без посторонней помощи Ханне не удалось, она все же не стала ждать Виктора и поспешила внутрь, чтобы застать хотя бы часть церемонии похорон Тора. Стараясь оставаться незамеченной, она вошла в церковный зал во время пения псалма. Ей повезло: благодарно кивая и извиняясь, ей все же удалось втиснуться на самую последнюю скамью, которую занимало, по-видимому, целое семейство. Неизвестно, знали ли они Тора лично либо просто пришли засвидетельствовать свое почтение? Ханна постаралась не думать ни о своем разговоре с Виктором, ни о ноющем теле, настоятельно требующем новую порцию обезболивающего. Пытаясь вспомнить, какое количество таблеток ей можно принимать в день, она взглянула вверх и, увидев образ распятого Иисуса, ощутила отчасти некую связь с ним. Вытянув шею, она различила на передней скамье Эллу, сидящую рядом с Вигдис и Эгиром. Ей были видны только их спины, но она вполне могла представить себе их убитые горем лица на фоне стоящего перед ними белого гроба Тора. Псалом закончился, стихли последние звуки органа. Священник, занимая свое место для проповеди, вышел к алтарю и глубоким, проникновенным голосом начал торжественную речь. Несколько минут Ханна силилась разобраться в исландских словах, время от времени слыша повторяющееся имя Тора, однако потом полностью отказалась от попыток понять сказанное и стала наблюдать за присутствующими. В проходе были установлены дополнительные стулья, так что, похоже, здесь собралась вся деревня. Ханна узнала нескольких молодых людей с вечеринки, в том числе Йонни и Идун, чуть поодаль сидели Кожаный Жилет из бара, женщина с собакой и компания завсегдатаев «Браггина». Виктор также пробрался внутрь и занял место в центре возле Маргрет. Кроме того, здесь же были родители Йонни и еще несколько человек, чьи лица, как Ханне казалось, она смутно помнила. Внезапно взгляд ее замер на затылке, от вида которого у нее по коже побежали мурашки. Затылок начал медленно поворачиваться, и с обратной его стороны оказалось улыбающееся ей лицо – лицо Йорна.
