Однажды, читая лекцию по сердечной катетеризации, рентгенолог закатал рукав рубашки и продемонстрировал, что еще утром ввел себе в сердце катетер. Продолжив лекцию, он подключил себя к осциллографу, демонстрируя и записывая значения давления в камерах своего сердца.
Шестнадцатого января 1964 года Доттер провел первую терапевтическую процедуру, использующую катетер, названную им ангиопластикой, на восьмидесятидвухлетней пациентке по имени Лора Шоу, которая попала в его рентгенографическую лабораторию с гангреной ноги, вызванной обструкцией артерии. Ее конечность была темной, инфицированной и уже покрылась коркой. Несмотря на ужасную боль, она продолжала отказываться от ампутации конечности. Доттер провел ей паллиативную процедуру – он ввел в ее заблокированную артерию проволоку через кожу с тыльной стороны колена, а затем нанизал на нее последовательно увеличивающиеся катетеры, чтобы расширить сосуд, утрамбовывая бляшки в стенки сосуда, как «следы ног в мокрый песок». Процедура оказалось успешной. Боль Шоу прошла, и инфекция отступила. Она умерла два года спустя от сердечного приступа.
За эту и дальнейшие процедуры восстановления просвета сосудов в ногах Доттер получил широкое признание. В 1964 году журнал Life, самое популярное периодическое издание в стране, опубликовал на целом развороте фотографию Доттера, позирующего во время проведения одной из своих процедур по освобождению сосудов от тромбов. «Работа приносит свои плоды, и это приятно, но бывает, что она нервирует и расстраивает, – сказал Доттер в своем интервью журналу. – Когда ангиопластика была совсем новой процедурой, мне приходилось мириться с множеством подлых высказываний, таких, как: „Он придурок, нельзя на слово верить данным, полученным от его плохо задокументированных, бесконтрольных экспериментов“, – и это далеко не самые неприятные из них. Я рад, что оказался достаточно толстокожим, чтобы продолжить свои изыскания».
Ангиопластика была процедурой «прочистки трубы», и сам Доттер нередко называл себя «сантехником». «Если сантехник может прочистить трубы, то мы можем прочистить кровеносные сосуды», – говорил он. Тем не менее его метод был грубым и примитивным и нередко приводил к банальному отодвиганию бляшек вниз по артерии, где они расщеплялись, переходили в более мелкие сосуды и забивали уже их.
Нередко в процессе ангиопластики случались и травмы сосудов, приводящие к разрывам, кровотечениям и скарификации
[51] стенок. Иногда процедура и вовсе приводила к отрыву тромба, который перемещался вниз по артерии, а затем вызывал инфаркт и отмирание тканей. Доттер предполагал, что более управляемое расширение сосудов будет безопаснее и эффективнее, но сам он так и не смог разработать эту процедуру.
Следующий важный шаг к победе над бляшками был сделан еще одним немецким врачом, Андреасом Грунтцигом, в конце 1960-х годов, когда он решил поработать с катетерами Доттера. Как и многие великие изобретатели в сфере кардиологии, Грунтциг в глубине души был инженером. Его двухкомнатная квартира в Цюрихе находилась через дорогу от места, где Джеймс Джойс написал большую часть «Улисса», а его кухонный стол, заваленный рисунками, ножами, пластиковыми трубками, воздушными компрессорами и залитый эпоксидным клеем был, по сути, рабочим местом художника. Грунтциг ночи напролет мог работать над прототипами катетеров. Когда к нему приходили коллеги – в любое время дня и ночи, к вящему неудовольствию давно страдающей от его увлечения жены, – он приглашал их на кухню и приставлял к работе. Грунтциг, с гривой черных волос и густыми усами, был привлекательным и харизматичным человеком. Как и его легендарный предшественник Форсман, Грунтциг любил риск и в свободные выходные летал над Швейцарскими Альпами на своем одновинтовом самолете. В отличие от Форсмана, он обстоятельно подходил к работе и вдохновлял своих последователей.
Грунтциг задался целью добавить на конец своего катетера надувной шарик, который был бы тонким, но достаточно крепким, чтобы не сдуться и не лопнуть при контакте с покрытыми бляшками стенками сосудов.
Сначала врач испытывал свои баллонные катетеры на находящихся под наркозом собаках, которых он протаскивал в больницу под каталкой, завесив их простыней. Артерии собак наполовину ушивались, чтобы изобразить атеросклеротическую блокаду. Когда его эксперименты на животных увенчались успехом, он переключился на кадавры.
Двенадцатого февраля 1974 года, через десять лет после первой ангиопластики Доттера, Грунтциг впервые использовал свой баллонный катетер для проведения ангиопластики у семидесятисемилетней пациентки с серьезным сужением подвздошной артерии, одного из крупнейших сосудов в ноге. После надувания шарика на катетере и освобождения просвета артерии, УЗИ показало полное восстановление кровообращения, и обездвижившая пациентку боль в ноге отступила.
После своей триумфальной первой процедуры Грунтциг стал регулярно проводить баллонную ангиопластику, вручную делая катетеры для каждого пациента и обстоятельно фиксируя все детали своих экспериментов, чтобы не давать своим недоброжелателям возможности «копать» под его труд. «Если бы у меня был враг, я бы обучил его ангиопластике», – осторожно сообщил он одному из коллег.
Это достижение было лишь промежуточной целью Грунтцига и других исследователей – они хотели расправиться с болезнью коронарных артерий, приводящих к огромному количеству смертей по всему земному шару. «Ноги были лишь испытательной площадкой, – сказал Грунтциг. – С самого начала я планировал работать с сердцем». Доттер тоже писал о том, что разработка коронарной ангиопластики является «одной из наиболее актуальных проблем рентгенографии». Несмотря на это, сама идея баллонной ангиопластики казалась ересью. У нее было слишком много потенциальных проблем. Шарик мог проколоть артерию, вызвать сильное кровотечение и тампонаду перикарда. Сосуд мог повторно закупориться и перекрыть ток крови, чем вызвал бы обширный инфаркт миокарда. Могла начаться желудочковая фибрилляция и произойти остановка сердца. Долгие годы идеи Грунтцига отторгались медицинским сообществом, их боялись, а возможно, и завидовали ему. К счастью, Грунтциг был целеустремленным человеком, который верил в себя.
Он планомерно следовал к своей цели. Он наладил производство управляемых катетеров в сотрудничестве с американскими производителями, один из которых в дальнейшем превратился в конгломерат компаний с многомиллиардной доходностью под названием Boston Scientific. Он тренировался проводить процедуру на коронарных артериях кадавров, а затем и на живых пациентах, которым проводили операции по шунтированию, но только на тех сосудах, которые уже были шунтированы или находились в процессе процедуры, или же на мелких и не самых важных сосудах. Грунтциг представлял результаты своих изысканий на встречах кардиологов, но, как и Вернер Форсман, сталкивался с пренебрежением и скептическими отзывами. Он продолжал выжидать момент, когда его идея будет признана, – для демонстрации своего метода ему нужен был живой человек.
16 сентября 1977 года он наконец-то дождался возможности опробовать свое изобретение. Тридцатисемилетний страховой агент Адольф Бахман был переведен в Цюрихскую университетскую больницу с болями в груди. Ангиограмма коронарных сосудов показала небольшой участок обструкции в левой нисходящей коронарной артерии. На следующий день ему была назначена экстренная процедура коронарного шунтирования, но Грунтциг убедил Бахмана, который боялся операции на открытом сердце, дать разрешение на проведение вместо коронарного шунтирования процедуры баллонной ангиопластики. На следующее утро под пристальным наблюдением дюжины кардиологов, хирургов, анестезиологов и рентгенологов Грунтциг ввел один из своих заканчивающихся шариком катетеров в бедренную артерию Бахмана, продвинул его вверх по аорте и ввел в его левую нисходящую коронарную артерию. Два из трех шариков Грунтцига лопнули в процессе подготовки процедуры, но третий проверку выдержал. Грунтциг дважды накачал шарик, и в артерии полностью восстановился нормальный ток крови. Хирурги и прочие зрители, не веря своим глазам, уставились на экран. Грунтциг восстановил приток крови к мышцам сердца, не прибегнув к скальпелю, пиле или аппарату сердечно-легочного кровообращения. Это казалось невозможным. Грунтциг приготовился ввести в освобожденную артерию Бахмана его же кровь, чтобы смыть возможные остатки бляшек, но в этом не было нужды. Боли в груди Бахмана тут же отступили. Ангиограмма, проведенная после процедуры, показала, что артерия полностью свободна от атеросклеротических наслоений. (Она оставалась открытой и десять лет спустя.) Единственным побочным эффектом процедуры стала кратковременная аномалия на ЭКГ, которая разрешилась сама собой.
