Узник прижал одну руку к своей промежности, а другой перекинул бутылку Асаду.
Оператор крикнул, но опоздал, и, прежде чем Галиб понял, в чем дело, Асад схватил бутылку и плеснул содержимое ему в лицо.
Крика не было. Казалось, случилось короткое замыкание, и тело парализовало. Не теряя времени, Асад схватил пистолет Галиба, выдернул из его руки и направил на оператора, который поднял камеру и приготовился бросить ее в Асада.
Асад выстрелил в него раньше, чем тот успел отреагировать, и оператор как тряпка рухнул на пол в лужу собственной крови. Выстрел разбудил в Галибе инстинкт самосохранения, и через мгновение он стоял с кривым кованым ножом в руке и криками призывал охранника из коридора.
Асад приготовился выстрелить в него, но раненый Мохаммед оттолкнул его и бросился на Галиба.
– Что здесь происходит? – крикнул охранник.
Он вбежал в камеру, но больше ничего не успел сделать, лишь удивленно воззрился на смертельную рану в своей груди, которую нанес ему Асад выстрелом из пистолета. Охранник осел на пол.
Асад перешагнул через него, закрыл дверь камеры и повернулся к сражавшимся на полу в тот момент, когда узник поднял нож над Галибом и опустил ему в промежность.
Мохаммед и Галиб мгновение лежали неподвижно, обхватив друг друга, потом узник посмотрел на Асада с чувством страдания и ясности во взгляде.
– И ты, и я – мы оба умрем, – сказал он. – Сейчас придут солдаты, и свершится воля Аллаха.
– У тебя серьезная рана? – спросил Асад, приложив ухо к двери камеры. Насколько он мог судить, звуки исходили только из соседних камер. Узники там явно решили, что происходит казнь Асада и Мохаммеда, в каком-то смысле так оно и было.
Асад посмотрел на своего товарища, который с большим трудом поднялся с пола, кровавое пятно на его одежде становилось все больше и больше. Руки у него дрожали.
– Если мне повезет, я умру от потери крови раньше, чем они придут, – прошептал он.
Асад указал на два тела, лежавшие на полу:
– Мы возьмем их одежду. Ты наденешь костюм оператора и возьмешь его камеру. Но торопись, времени в обрез.
Асад сделал паузу и посмотрел на остальных. Во время его рассказа никто не проронил ни звука.
– Вот так мы и освободились. На всякий случай я держал за пазухой пистолет Галиба, чтобы иметь возможность выстрелами пробить себе дорогу, но одежда Галиба и видеокамера, которую нес на плече Мохаммед, открыла нам все двери. Окриком мы приветствовали солдат на стене и дежурного у ворот, и те нам отвечали. Нашим лучшим помощником стала темнота.
В одежде оператора мы нашли ключи от «шкоды», за воротами обнаружилась только одна такая машина. Она не была очень быстрой, но прошло много времени, прежде чем они отреагировали, поэтому мы успели уехать достаточно далеко.
Асад замолчал и бросил взгляд на Гордона. Тот слушал не двигаясь, в лице у него не было ни кровинки.
– Тебе плохо, Гордон? – спросил он.
Тот кивнул, устремив взгляд в пустоту.
– Я не понимаю как… Что это ты…
– А что стало со вторым узником, Асад? – спросил Карл.
Асад отвел взгляд.
– В нескольких километрах от тюрьмы он попросил меня остановиться. Он сказал, что больше не может. И когда я посмотрел на него, все вокруг было залито кровью. Пассажирское сиденье, его брюки, обувь, пол.
– Он умер? – спросил Карл.
– Да. Он открыл дверцу и вывалился на землю. Когда я обошел машину, он был уже мертв.
– Но что же с Галибом? – Роза смотрела на газетные вырезки, лежавшие перед ней. – Он вполне живехонький на этой фотографии.
Асад пожал плечами:
– Это была моя самая большая ошибка. Мы ушли, когда он был при смерти, но мы не прикончили его.
– А твоя жена и дети?
– Я очень тщательно искал, но Фаллуджа – большой город, они как сквозь землю провалились. Я потратил все свои деньги на подкупы, чтобы что-то узнать, но это не помогло. И тут вмешалась делегация ООН. До них дошла информация о случившемся, и они отправили меня домой. Мое пребывание здесь было взрывоопасным, так они объяснили.
– Но ты знал, что Галиб жив, до того, как увидел его на этих фотографиях? – спросила Роза.
– Да. Прошло не очень много времени после возвращения в Данию, как мой тесть связался со мной через скайп и сказал, что дела плохи. Что Абдул-Азим, как его тогда называли, выжил, а Марва и дочери у него в заложниках. Мой тесть хотел, чтобы я вернулся и сдался, тогда они стали бы свободными, и я, конечно, задумался об этом. Но они убили старшего брата Марвы, это разбило сердце тестю, он возненавидел негодяя и изменил свое решение.
– Он больше не советовал возвращаться? – спросила она.
– Он сказал, что делом моей жизни должна стать месть Галибу: мне нужно найти и убить его. Он считал, что это единственный способ вернуть девочек.
– С тех пор прошло шестнадцать лет, почему так долго?
– Когда в 2003 году схватили Саддама Хусейна, в Ираке все развалилось. Многие сунниты ушли в подполье. Фаллуджа была подвергнута бомбардировкам. Я узнал, что Галиб перешел в суннитское ополчение, получил повышение и перебрался в Сирию. И тогда я потерял надежду когда-либо увидеть свою семью.
– Кто это тебе сказал?
– Он сам. Он послал письмо моему тестю, которое тот должен был передать мне.
– И что там было написано?
Возникла та пауза, которую так хорошо знал Карл по своим поездкам к родственникам жертв дорожно-транспортных происшествий. От момента, когда ему открывали входную дверь, и до момента, когда осознание безмерной катастрофы отражалось на лицах родственников, мир словно замирал. Таким был сейчас и взгляд Асада, и пауза, за которую он спрятался, была такой же душераздирающей. Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз произнес то, что там написано? Каких усилий стоило Асаду не думать об этом каждую секунду жизни? Ответ можно было отчетливо прочитать у него на лице.
Об этом письме Галиба он явно никогда не рассказывал другим людям.
Асад несколько раз откашлялся.
– Что там было написано? – Он снова помедлил. Посмотрел в потолок блестящими глазами и проглотил слюну. Потом наклонился вперед, глубоко вдохнул и положил руки на колени, словно заряжая всю систему адреналином. – Там было написано, что он позаботился избавить Марву от нашего третьего ребенка, что после этого он каждый день насиловал Марву и моих дочерей и что сразу после родов он убивал новорожденных. Что он ждал меня и что он гарантирует мне: конец мой будет ужасным.
Все трое сидели, не смея сказать ни слова, и смотрели на Асада.
– Вероятно, именно это он хочет осуществить сейчас, – тихо сказал он минуту спустя. – А я-то думал, что их уже нет в живых.
