– Ты должна продолжать в том же духе, Пиппа, – ответила Лора. – Что бы ни случилось, мы все записываем, так что будет зафиксировано, что ты пыталась использовать монитор.
– Пыталась? Я сражалась с этой женщиной часами! Она слишком упрямая. Просто не знаю, откуда взялась глупая идея, что она знает все лучше врачей. У нас есть медицинское образование, и мы говорим, что ребенок в опасности. Какое она имеет право подвергать малыша такому риску? Это так эгоистично… и жестоко!
К этому времени я уже кипела от злости и вытирала слезы.
Некоторые роженицы считают, что знают лучше акушерок, как рожать, даже если делают это впервые. Не нужно и говорить, какой опасности они подвергают себя и ребенка.
– Ты прекрасно справляешься, Пиппа, – подбодрила Лора, успокаивающе положив руку мне на плечо. – Но ты не можешь насильно подключить пациентку к монитору. Она должна отвечать за свои поступки. Ты можешь только попытаться убедить ее. Я знаю, что ты можешь это сделать. Подожди минутку, успокойся и возвращайся в палату. Я все понимаю. Действительно понимаю. Но мы все должны пройти через это. Просто сделай все, что в твоих силах.
Так я и поступила. Я поддерживала Диану во время схваток, и, как и в случае с монитором, она отказалась от обезболивания.
– Ау-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у! – закричала она, когда схватки начали набирать скорость и интенсивность.
Это был совсем не «хороший» крик. Во время следующей схватки я уже наклонилась, чтобы наложить ей на спину компресс из полотенца, когда почувствовал, как рука Дианы схватила меня за шею, а длинные ногти глубоко впились в кожу.
– Ай! – теперь настала моя очередь закричать.
Я поднесла руку к шее. Кровь! Она так сильно вонзила свои длиннющие когти мне в шею, что у меня потекла кровь.
– В этом нет необходимости, Диана, – сердито огрызнулась я. – Для этого у нас есть обезболивающее.
– О, простите, простите, простите, – задыхаясь, произнесла она. – Я не знала, что это вы.
– Просто держите руки при себе, пожалуйста! – многозначительно добавила я.
Шли часы, а Диана все еще отказывалась позволить нам посмотреть сердцебиение ребенка. Я не могла понять, как нормальный человек, не имеющий ни медицинской специальности, ни образования, может думать, что знает лучше, чем целое отделение экспертов. Это сбивало с толку. Она совсем не походила на хиппи, а была просто необычайно упряма.
Женщина утверждала, что, поскольку это было ее тело, она лучше, чем кто-либо другой, знала, через что проходит. Ее партнер Майк почти ничего не говорил. Я предположила, что, если бы он был уверен в себе, мы могли бы сразу же поставить монитор, но Диана вела себя очень властно. Несмотря на то что женщина имела довольно маленький рост, она была свирепой и полностью подавляла мужа. Но я не сдавалась: как и сказала Лора, я продолжала уговаривать пациентку, потому что знала, что это единственный способ помочь ребенку Дианы. И наконец благодаря сочетанию ее усталости от схваток и моих уговоров я измотала ее. Через четыре часа после того, как она вошла в палату, Диана позволила мне послушать сердцебиение ребенка.
О боже мой! Я вся похолодела, когда взглянула на линию на мониторе. Никогда в жизни я не видела такого ужасного ЭКГ. Сердцебиение было лихорадочным, кривая постоянно скакала вверх и вниз. Ребенок находился в критическом состоянии. Я сразу же вызвала ординатора, доктора Пеллитц, и она тоже встревожилась от того, что увидела.
Роженица сознательно отказывалась от помощи врачей, не осознавая реального риска для ребенка. Мне хотелось кричать на нее, но я могла только мягко уговаривать.
– Ребенок в критическом состоянии, – спокойно и серьезно объяснила она Диане и Майку. – Это может быть очень опасно для него и означать, что малыш не получает достаточно кислорода. Если мы быстро не вытащим его, недостаток кислорода может привести к повреждению мозга или даже смерти, поэтому я предлагаю немедленно принять роды в операционной. Мы могли бы попробовать щипцы, а если это не сработает, перейти к кесареву сечению.
Поскольку Диана не позволила нам осмотреть ее, мы понятия не имели, как далеко продвинулись роды. Поэтому не могли решить, как безопаснее всего принять роды. Все, что мы знали, – малышу нужно было выйти, и как можно скорее!
– Нет. Ни за что, – задыхаясь, сказала Диана. – Я ничего такого не потерплю.
– Но мы очень беспокоимся о вашем ребенке.
– Никакого вмешательства. Нет!
Последовало долгое молчание, доктор Пеллитц отвернулась от Дианы и обратила внимание на Майка. Он держал жену за руку и смотрел на нее, избегая встречаться взглядом с врачом. Но ординатор продолжала вопросительно смотреть на него, даже когда Диана закричала во время очередной схватки.
– НЕТ, МАЙК. Я ЖЕ СКАЗАЛА, НИКАКИХ ВМЕШАТЕЛЬСТВ! – заорала пациентка.
Наконец Майк вздохнул и покачал головой.
– Она же сказала, – он безнадежно пожал плечами. – Я не могу ее заставить.
– Что ж, это ваш выбор как родителей, – ответила доктор Пеллитц. – Но моя работа заключается в том, чтобы помочь вам благополучно родить ребенка, и если я не смогу этого сделать, то должна предупредить вас о возможных последствиях. Мне очень жаль, но все крайне серьезно.
Мне хотелось кричать. Хотелось схватить эту глупую женщину за плечи и хорошенько встряхнуть. Мы пытаемся спасти ребенка, тупая дура! От ее высокомерия захватывало дух, но мы ничего не могли поделать. Диане потребовался еще час, чтобы родить, и к тому времени, когда маленькая девочка появилась на свет, у нас было пять членов команды, готовых к реанимации. К счастью, ребенок дышал с того момента, как родился, хотя и был бледен и окрашен в зеленоватый оттенок из-за мекония.
Когда мы сняли показания, то обнаружили, что у девочки очень низкий уровень рН. Это означало, что ребенок был лишен кислорода в течение довольно длительного времени и страдал от гипоксии. Оставалась высокая вероятность, что у младенца навсегда поврежден мозг.
– Вот видите! С ней все хорошо. Она в порядке! – воскликнула Диана, протягивая руки, чтобы обнять свою маленькую дочь.
– Она не в порядке, – строго ответил доктор. – У нее гипоксия и, возможно, поврежден мозг. Мы должны немедленно отправить ребенка на охлаждение, чтобы сохранить мозговую активность.
– Но я не хочу… – начала было возражать Диана.
– Теперь это решать не вам! – вмешалась доктор Пеллитц, еле сдерживая гнев. – Теперь это решение неонатальной, реанимационной и педиатрической бригады. Они должны и будут делать то, что лучше всего отвечает интересам их пациента. Итак, позвольте мне выразиться предельно ясно, согласны вы или нет: ребенок переводится на охлаждение в очень слабой надежде, что мы сможем восстановить некоторую мозговую активность.
Доктор Пеллитц быстро повернулась, поблагодарила нас всех и вышла из палаты, бормоча что-то себе под нос.
