Через девять месяцев после начала нашего романа я обнаружила, что беременна. Это был настоящий шок. Я принимала противозачаточные все это время, но пропустила пару дней, когда мы уехали на одну или две ночи. В то время я, честно говоря, не думала, что это будет иметь значение, но должна была предусмотреть подобное. Теперь я с недоверием смотрела на белую палочку, на которой отчетливо выделялись две синие линии. Конечно, я всегда хотела детей, но сейчас? Мы с Уиллом были вместе меньше года.
Не слишком ли рано? Что он подумает? Как отреагирует? В голове роились вопросы, когда я решила поговорить с ним на следующий день. Единственное, что я знала наверняка: мама не будет счастлива.
8. Только не без моего ребенка
На следующее утро на работе нас всех вызвали на совещание с социальной службой. Это было довольно необычно. Достаточно часто женщины, поступавшие в отделение, так или иначе были связаны с социальными службами, но нас редко инструктировали лично. Обычно мы читаем предупреждения соцработников в записях о беременности и родах, но нет ничего более важного, чем встреча по такому поводу.
– Ладно, успокойтесь, дамы, – предупредила нас Джен. – Мне нужно ваше полное внимание, пожалуйста.
Она подождала тишины, прежде чем продолжить:
– Сегодня к нам на индукцию прибудет пациентка, она уже несколько дней как должна была родить. Социальные службы хотели бы проинформировать вас о ней, поскольку существует очень специфический набор обстоятельств, связанных с ее случаем, и каждая акушерка в отделении должна быть осведомлена о ситуации. Остальное объяснит Кэрол.
Она села, а Кэрол, специалист по защите детей из социальной службы, встала и обратилась к нам. Она объяснила, что эта женщина, Чарли, скоро приедет, и в настоящее время уже выписан охранный ордер и ребенка хотят немедленного поместить под защиту.
– Позвольте мне немного рассказать вам об этом деле, – сказала Кэрол. – Муж Чарли был осужден в прошлом году за многочисленные преступления, связанные с жестоким обращением с детьми и созданием порнографических изображений и видеозаписей с ними в течение ряда лет. Он превратил комнату дома в фотостудию и был одним из нескольких членов группы создателей детской порнографии, которая действовала не только в этом районе, но и по всей стране. Полиция смогла установить личности и арестовать нескольких членов группы, все они сейчас находятся за решеткой и осуждены за сексуальное насилие над детьми.
Иногда государство имеет право не отдавать новорожденного ребенка его же матери. Так бывает, если родители связаны с каким-нибудь уголовным делом.
– Чарли на протяжении всего судебного процесса утверждала, что понятия не имела о преступлениях, совершенных ее мужем в их общем доме, – продолжала Кэрол. – Женщина говорит, что не знала о съемках детей в студии. Муж тоже уверял, что она невиновна. Хотя полиция не была убеждена в этом, никаких доказательств ее причастности найти не смогли. Следовательно, Чарли никогда не обвинялась в каких-либо преступлениях. Прежде чем ее мужа осудили, супруги развелись. Чарли бросила его, и все. Конец истории. Возможно, на этом наши отношения с ней и закончились бы, но в прошлом году женщина завязала роман с лучшим другом мужа, Арчи.
Кэрол вздохнула и продолжила:
– Полиция знает об Арчи с самого первого дня. И хотя в ходе расследования было задано несколько вопросов о нем, Королевская прокурорская служба сочла, что нет достаточных доказательств, чтобы выдвинуть против него какие-либо обвинения. А теперь… Ну, Чарли беременна от этого мужчины, и мы сильно обеспокоены по поводу безопасности ребенка. Учитывая серьезный характер преступлений, связанных с данными людьми, мы обратились в суд с просьбой о полной опеке, а пока, как только Чарли родит, о срочной защите. Чарли и Арчи, однако, в настоящее время выступают против судебного решения. Дело будет слушаться в суде, как только родится ребенок и все будет должным образом организовано. Мы обсудили случай со старшим руководством, и я думаю, что будет лучше, если Чарли поместят как можно ближе к сестринскому посту, чтобы внимательно следить за ней. Любые ваши наблюдения могут иметь отношение к последующему решению, поэтому жизненно важно, чтобы за женщиной приглядывали круглосуточно. Ладно, есть вопросы?
Я подняла руку.
– Значит, она не была осуждена ни за какое преступление, как и отец?
– Совершенно верно, но мы провели полную оценку риска, связанного с безопасностью ребенка, и считаем, что существуют серьезные причины для беспокойства, достаточные для того, чтобы взять его под нашу полную опеку.
– Значит, вы считаете, что этот парень, Арчи, как-то связан с детской порнографией? Или Чарли? Или они оба это делали, и вы просто не можете доказать? Так?
– Я этого не говорила, – резко ответила она и перешла к следующему вопросу.
«Нет, но это было именно то, что вы подразумевали».
После окончания встречи нам всем не терпелось узнать больше. Ситуация была странная, и, хотя мы каждый месяц видели детей, которых забирали у матерей социальные службы, это был далеко не заурядный случай. И уж конечно, бороться за опеку в суде не являлось нормой для матерей. Если женщина состоит на учете у социальных служб, она к моменту родов обычно уже хорошо представляет себе, что не сможет взять ребенка домой. Для лишения родительских прав может быть множество причин, включая жестокое обращение и пренебрежение, хотя на сегодняшний день наиболее распространенная проблема – наркотическая зависимость или алкоголизм. Таких женщин проверяют на протяжении всей беременности, и, если анализы покажут, что они употребляли, ребенка забирают в приемную семью прямо из больницы. В подобных случаях социальные службы стараются как можно чаще отдавать младенца родственнику, хотя это не всегда получается.
Я всегда ненавидела ситуации, когда ребенка забирают у только что родившей женщины органы опеки. Ужасно видеть, как мать уходит из палаты одна.
Каждый случай был особенным. Я видела, как некоторых младенцев забирали у женщин за, казалось бы, совсем незначительные проступки, хотя те явно изо всех сил старались исправиться. А другим разрешалось оставить ребенка под контролем соцслужбы, когда в их деле был целый список нарушений. Полагаю, что мы не всегда знали всю подноготную, а видели только заключительные стадии, но каждый раз я ненавидела такие ситуации. Ужасно было смотреть, как мать выходит из палаты без ребенка. Мы всегда давали женщинам много времени побыть наедине с детьми в последние трудные часы. Я не любила присутствовать при этом. Это были драгоценные, очень личные моменты, которые не предназначены для глаз посторонних.
В отличие от того, что показывают по телевизору, здесь почти не происходило никаких драм: громких взрывов негодования, криков или буйных матерей, которых утаскивают здоровенные охранники. Нет, расставания были печальными, грустными событиями. Большинство мам мирились с решением и тихо уходили, не говоря ни слова. К моменту прощания с ребенком они уже достигали определенного уровня принятия и понимания. Женщин проверяли на протяжении всей беременности, и если было доказано, что они не справились, это был результат, о котором их осведомляли. Именно этого события они и ожидали, так что теперь не было смысла сопротивляться. Родная мать оставляла ребенка на наше попечение, и мы заботились о нем, пока социальные службы не приводили приемную. Было душераздирающе оставлять маленького ребенка одного в палате. Всегда хотелось забрать его домой.
