– Семь сантиметров! Шейка матки расширена на семь сантиметров!
Я вернулась в палату другой пациентки, но через десять минут услышала экстренный вызов. Я выбежала и увидела, что лампочка мигает над палатой Джеммы. Еще несколько человек откликнулись на вызов, и мы вместе ввалились внутрь. Казалось, женщина вот-вот родит прямо на руки Сэм, но выражение ее лица говорило само за себя. Джемма была бледна и напугана.
– Во время переноса сердцебиение плода прекратилось, – объяснила ординатор. – Кто-нибудь, дайте мне сканер для определения частоты сердечных сокращений плода в брюшной полости.
Прошло всего несколько минут, прежде чем Джемма родила ребенка, и маленькую девочку сразу же передали мне и педиатрам для реанимации. Она была бледной и вялой. Мы начали с того, что пять раз надули ее легкие, пытаясь поднять грудную клетку и наполнить их кислородом. Но грудная клетка не поднималась, поэтому мы изменили расположение головы так, чтобы открыть дыхательные пути. Затем начали делать компрессию грудной клетки.
– Скажите время, пожалуйста, – попросил педиатр.
– Ребенок родился в двадцать три пятьдесят семь.
– Хорошо, сколько времени прошло?
– Две минуты, таймер включен.
– Можешь еще раз послушать, как бьется сердце, пожалуйста?
– Сердцебиение меньше ста.
– Открой неонатальную реанимационную тележку, чтобы мы могли провести реанимацию.
Теперь Сэм стояла на коленях рядом с Джеммой, помогая пациентке извлечь плаценту и изо всех сил стараясь успокоить ее.
– Теперь она у педиатров, – тихо пояснила Сэм. – Врачи делают все, что в их силах.
– С ней все в порядке? – спросила Джемма со слезами на глазах. – Я не слышу, как она плачет. Почему она не плачет? С ней все нормально?
Мы старались спасти ребенка сорок пять душераздирающих минут. Это было ужасно – все время, делая массаж сердца, я слышала позади рыдания Джеммы. Но реанимация была бесполезна. У малышки не билось сердце, она не шевелилась и не дышала. Признаков жизни не появлялось, и в конце концов консультант назвал время смерти.
Я вышла из палаты, и меня тут же охватило отчаяние. Ты стараешься изо всех сил, но иногда этого недостаточно. Я прислонилась спиной к стене и зарыдала, медсестра обняла меня, и мы заплакали вместе. Затем сдались врач-ассистент и педиатрический консультант. На самом деле каждый член нашей команды плакал о ребенке, которого мы не смогли спасти. Ну, все, кроме одного – ординатор не проронила ни слезинки и вообще не выказала никаких эмоций, не было ни единого признака раскаяния или сожаления.
Не имеет значения, сколько раз испытываешь подобное потрясение, я никогда не смогу привыкнуть к потере ребенка. И все мы, вовлеченные в эти трагические роды, испытали ту же ужасную беспомощность и отчаяние от того, что не смогли спасти девочку. Почему? Почему ребенок умер? Могли ли мы предотвратить несчастье? Конечно, наши чувства были ничем по сравнению с горем матери, но все равно мы глубоко переживали потерю. В тот вечер я вернулась домой и снова разрыдалась.
Не имеет значения, сколько раз женщина пережила выкидыш – к такому нельзя привыкнуть и быть морально готовым.
К тому времени я была уже на пятом месяце, и все шло не очень хорошо. Как и во время первой беременности, постоянно случались кровотечения, и это заставляло меня в страхе ожидать самого худшего. Мама обо всем знала. В этот раз я решила сразу же рассказать ей о беременности. Вспомнив, как мне было одиноко после выкидыша, я поняла, что, если опять все пойдет не так, как надо, мне понадобится ее поддержка. Я должна была догадаться, что мама не слишком обрадуется такой новости. Вместо того чтобы поздравить меня, она просто медленно кивнула, прежде чем прозвучала нотка осторожности.
– Это действительно то, чего вы хотите? – спросила мама, нахмурив брови и наклонив голову в одну сторону. – Ты не так уж давно знаешь Уилла. Ребенок – это серьезно. Вы будете связаны друг с другом на всю жизнь.
– Конечно, это то, чего я хочу, мам, – настаивала я, смеясь. – Мы оба хотим иметь семью. Мы действительно счастливы. Мне просто нужно, чтобы ты тоже это увидела.
– Хм-м-м… Посмотрим.
– Мама, родится твой внук. Нравится тебе Уилл или нет, одобряешь ты его или нет, но я была бы очень рада, если бы ты приняла этот факт.
Она коротко кивнула и вышла из комнаты. Я вздохнула. Почему ей было так трудно принять мой выбор?
Но чем дольше длилась беременность, тем больше мама смирялась с мыслью о внуке. Я пригласила ее на двенадцатинедельное обследование, и она пришла, и на следующее тоже. Каждый раз УЗИ показывало, что все нормально, и на этот раз уровень гормонов был в норме. Тем не менее кровотечения продолжались, и я не могла расслабиться и наслаждаться беременностью, потому что в глубине души просто приготовилась к выкидышу. Однажды я сидела на кровати, разговаривая с роженицей, и вдруг почувствовала, как внутри меня, внизу, что-то лопнуло. Когда я встала, кровь уже просочилась сквозь белье, униформу и простыни. Я была в ужасе и пошла прямо по коридору в приемное отделение на осмотр.
Врачи провели осмотр с помощью зеркала, но не смогли обнаружить точной причины кровотечения – все было нормально, плацента не отслоилась, и нельзя было сказать, почему пошла кровь. Несмотря на это, меня решили держать под наблюдением в течение следующих двенадцати часов, просто на случай, если кровотечение случится снова. Я превратилась из коллеги в пациента ровно за десять минут. Полагаю, что бывают моменты, когда полезно работать в родильном отделении!
Я пыталась, но не могла игнорировать кровотечения. Из-за них я остерегалась слишком привязываться к ребенку, растущему внутри меня, просто на случай, если не доношу его. Мысленно я ставила перед собой краткосрочную цель: если я доношу до двенадцати недель, все будет хорошо. Но потом, по прошествии этого срока, я обнаружила, что все еще не могу расслабиться, и поставила себе следующую цель – доходить до шестнадцати недель. Когда наступит шестнадцатая неделя, я расслаблюсь и буду наслаждаться процессом. И все же, когда момент наступил, все повторилось снова. Так продолжалось на протяжении всей беременности.
Когда переживаешь несколько выкидышей, появляется страх привязаться к ребенку во время новой беременности. Но он и мешает принять реальность.
Через неделю после того, как у Джеммы умер ребенок, я ушла с работы. У меня было еще одно кровотечение, и доктор посоветовал мне как можно больше отдыхать. К счастью, команда действительно выступала за то, чтобы дать мне свободное время, в котором я нуждалась. Полагаю, с учетом того, что мы работали в родильном отделении, это было самое меньшее, что они могли сделать, но из-за такого решения довольно часто мне приходилось находиться вне отделения. Я работала неделю, а потом неделю отдыхала, и так до конца срока, но я совсем не привыкла сидеть без дела так долго. Уилл очень хотел, чтобы я притормозила. Каждый раз, когда я вставала, чтобы умыться или убрать тарелки, он кричал мне:
