Мы с Сэм были хорошими друзьями и особенно сблизились за последние пару лет, так как наши дети были одного возраста и мы вместе посещали детские центры. Мы много раз говорили о ее положении. Я приходила в ужас от того, как с ней обращались. Теперь семья пациентки каким-то образом отыскала Сэм в Facebook и отправляла ей мерзкие сообщения.
– Я просто не понимаю, – сказала я однажды вечером, когда мы вместе дежурили. – Даже несмотря на то, что ты не должна была использовать сканер, это не имело абсолютно никакого значения для исхода родов. Единственное, что могло бы изменить ситуацию, если бы тебе удалось заставить врача осмотреть ее раньше.
– Знаю! – ответила она. – Этот ребенок должен был родиться, но рядом не было никого, кто мог бы помочь. В отделении находилось очень мало персонала, и координатор оказывал помощь в двух других чрезвычайных ситуациях одновременно. Что именно я должна делать, когда окажусь в таком положении, а никто из старших не может помочь? В любом случае ребенок умер не из-за сканирования.
В течение следующих двух недель положение Сэм только ухудшилось. Семья Клэр присоединилась к нашей больничной группе скорбящих родителей, и моей подруге сказали, что эти люди преследуют другую семью, чтобы получить домашний адрес Сэм.
Она объяснила:
– Я дала свой адрес прекрасной семье, пережившей тяжелую утрату, когда распечатала для них несколько фотографий на домашнем принтере. Больничный принтер в то время был сломан.
Я кивнула и закатила глаза. Неработающие принтеры были настоящим проклятием для нас.
– Ну, как бы то ни было, Клэр каким-то образом пронюхала о том, что у той милой семьи есть мой домашний адрес, и теперь все время выпытывает его.
– Ты сказала «синерубашечникам»?
– Конечно. Они ответили, что ничего не могут сделать.
– О, ради всего святого!
– Просто теперь я больше не чувствую себя в безопасности в собственном доме. Я все время беспокоюсь, что они когда-нибудь появятся. И что будет с ребенком… – Сэм положила руку на свой живот, словно защищая его. – Все это становится слишком страшно.
Я точно знала, что она имела в виду. Всего полгода назад я пережила то же самое с семьей Салли. И посмотрите, какую поддержку мне тогда оказала больница! Но Сэм волновалась все больше и больше, и это не было хорошо для ее беременности. В конце концов она позвонила мне однажды вечером, чтобы сказать, что я теперь не увижу ее в отделении, так как она на больничном из-за стресса.
Акушеры переживают, возможно, не меньше родителей за судьбы детей, которым помогают появиться на свет. Иногда это может стоить психического здоровья.
Сэм не звонила мне еще пять месяцев. Она не отвечала на телефонные звонки и сообщения, но, конечно, мы говорили о ней на работе все это время. Когда у Сэм родилась девочка, мы послали цветы и открытку, но так ничего и не услышали от нее. Это было неприятно – мы были сплоченной группой и всегда держались друг друга в трудные времена. Уход Сэм означал потерю члена нашей маленькой семьи, и мы волновались и беспокоились о том, как она справляется. Однажды в комнате для персонала я громко спросила, вернется ли она когда-нибудь в отделение.
– Думаю, все зависит от того, чем закончится расследование, – ответила Бев.
– Хватит с вас сплетен! – предостерег один из «синерубашечников».
– Это не сплетни, – возразила я. – Она наш друг, и мы беспокоимся о ней.
– Ну, это звучит как сплетня, и такие пересуды нисколько не помогут вашей подруге.
– Вздор! Если мы будем говорить о подобных вещах открыто, возможно, сможем улучшить нашу работу.
Я была так зла. Они хотели замять все случившееся, замести сор под ковер. Но руководство – которое горой должно было стоять за Сэм с самого начала – разрушало безупречную карьеру блестящей акушерки. И как ни странно, мне не хотелось молчать об этом.
Наконец, через восемь месяцев после того, как у Сэм начались проблемы, я получила от нее сообщение, которое заставило меня улыбнуться:
– Поиграем в парке? Хочешь познакомиться с Руби?
Я быстро усадила Бетти в коляску, а когда добралась до кафе рядом с игровым парком, то с облегчением увидела, что Сэм выглядит здоровее и счастливее, чем когда-либо. В коляске рядом с ней лежала великолепная четырехмесячная девочка – Руби!
– Могу я подержать ее? – взволнованно спросила я.
– Ну конечно! – Сэм улыбнулась, а я сунула руки в коляску и вытащила маленький сверток.
От девочки исходил чудесный теплый бисквитный запах грудных младенцев, она была хорошенькой и привлекательно пухленькой. Я наслаждалась, обнимая ее, а Сэм смотрела на меня и явно была без ума от своей дочки. Теперь Бетти и старший сын Сэм, Барни, – им обоим было по три года – направились прямиком к скалодрому, а мы взяли кофе и уселись снаружи, наблюдая за ними.
– Ну, как поживаешь? – начала я.
– Уже лучше, спасибо. Мне очень жаль, что я не выходила на связь, но это было действительно трудное время. Ты слышала о расследовании?
– Да! Никаких признаков халатности. Тебя оправдали.
– Меня оправдали, – повторила она с глухим смешком. – После всего этого меня оправдали! Траст обнаружил, что, хотя я и пользовалась сканером, что было не совсем правильно, это никак не повлияло на исход родов.
– Вот же неожиданность!
Мою коллегу несправедливо обвинили в трагедии с новорожденным, и семья пациентки начала ее преследовать и травить в соцсетях.
– Ну, для нас-то нет, а семья – да. Перед тем как я ушла на больничный, они бомбардировали меня сообщениями в Facebook каждый день. Я попыталась заблокировать их, но они писали мне по электронной почте, так что пришлось сменить адрес. Между тем я была в полном раздрае! Боялась потерять работу, изо всех сил старалась выглядеть храброй, но все время волновалась. Я чувствовала, что за мной наблюдают, что руководство дышит мне в затылок, просто ждет, когда я совершу еще один промах, дав повод отстранить меня. Начальство хотело, чтобы я написала заявление об уходе. Мне казалось, что обо мне постоянно говорят, и я стала страдать паранойей на работе. Вот тогда-то доктор и отправил меня на больничный из-за стресса. А потом я сидела дома, на большом сроке беременности, все время оцепеневшая, боясь, что семья пациентки выследит меня, боясь потерять работу, и перестала спать. Я плохо питалась, все время плакала, просто все сильнее и сильнее нервничала, и вот тогда у меня начались галлюцинации. Меня поместили в психиатрическое отделение.
– Что?! Нет!
– В то время это было, наверное, самое лучшее место для меня. Пребывание там дало мне небольшую передышку, потому что я ужасно волновалась дома. Мне выписали антидепрессанты и назначили консультации, и лечение тоже помогло. Я пробыла там пару недель, прежде чем вернулась домой, и к тому времени уже связалась с профсоюзом. Ребята оттуда были великолепны. Они сказали мне, что поведение Лины совершенно неприемлемо. Ей никогда не следовало говорить мне, что я потеряю работу, а семье – утверждать, что ребенок умер из-за меня. Профсоюз взялся за мое дело, и это значительно упростило все. Знаешь, если бы Дэн один остался с работой, потеря моей разрушила бы наше финансовое благополучие. Не думаю, что мы смогли бы справиться.
