На допросе в полиции Ольга заявила, что не знала о беременности, пока не родился ребенок, и, похоже, находилась в состоянии шока. Ребенок стабилен, его везут на вертолете скорой помощи в отделение интенсивной терапии для новорожденных, но Ольга едет к нам. Насколько нам стало известно после быстрой проверки в системе, она не записалась ни к одной акушерке и не подтвердила беременность у врача.
Как правило, послеродовая депрессия проявляется не сразу, и поначалу все может казаться прекрасно. В этом ее коварство.
Пациентка прибыла в отделение через пятнадцать минут – она была миниатюрной, крошечной, худенькой, и на вид ей вряд ли было больше двадцати. Она выглядела очень молодо, на мой взгляд. И я могла себе представить, что даже если бы Ольга знала о беременности, то легко могла бы скрыть живот под мешковатой одеждой. Хотя женщина только что родила, вы вообще не подумали бы, что она была беременна. А еще Ольга походила на оленя, ослепленного фарами. Девушка выглядела испуганной, когда мы проводили ее в отдельный кабинет, чтобы врач мог провести осмотр и проверить, осталась ли внутри плацента, и попытаться оценить потерю крови. После этого мы поместили пациентку в палату. По данным неонатального отделения, у ребенка, мальчика, обнаружили инфекцию, но в остальном он казался здоровым. Мне поручили присматривать за Ольгой, и, присоединившись к ней в палате, я сделала все возможное, чтобы ее успокоить.
– Здравствуйте, Ольга. Меня зовут Пиппа. Я акушерка и буду присматривать за вами сегодня. Как вы себя чувствуете?
Девушка пожала плечами. Она все еще была испугана и отказывалась смотреть мне в глаза.
– Здесь написано, что вы родом из Польши, – продолжала я. – Мы искали вас в нашей системе, но ничего не нашли. У вас есть врач здесь, в Великобритании?
– Нет никакого доктора.
– Значит, вы не обращались к врачу по поводу беременности? Не делали никаких анализов крови? УЗИ? Ничего?
– Я ничего не знала о ребенке, – тихо сказала она. – Это был шок.
– Ладно, ладно, милая, все в порядке. Вот что я вам скажу: почему бы мне не угостить вас чашечкой хорошего чая или кофе с печеньем. И вы бы могли рассказать мне, что случилось?
Повисла долгая пауза, глаза Ольги были полны слез, она вздохнула и посмотрела в потолок:
– Я шла на работу и вдруг почувствовала сильную боль в животе, поэтому пошла в туалет, а потом… ух… было очень больно. И кровь. А потом, я не понимаю как, но ребенок вышел. Я не знаю… Я не знаю. После этого мне стало страшно. Я не знаю, что делать. Я должна была вернуться на работу, иначе мне не заплатят или даже уволят, и я вернулась на свое место. Но потом кровь пошла опять. Много крови, а затем приехали полиция и скорая помощь, и меня отвезли в больницу. И это все.
– Ладно. Вы замужем? У вас есть парень, Ольга? – спросила я. – Есть ли партнер, с которым мы должны связаться по поводу родов?
– Нет никакого парня, – прошептала она.
– Ольга, вы не знаете, кто отец?
Девушка покачала головой. Она по-прежнему не смотрела мне в глаза.
– Я живу в большом доме, – объяснила она. – В доме много, очень много польских рабочих. Много мужчин. Я… Я не знаю, кто отец… – она замолчала и больше ничего не добавила.
Девушка казалась пристыженной, и я подумала, действительно ли ей двадцать три года, как написано в медкарте, или гораздо меньше. Я просмотрела отчет полиции: в туалетной кабинке, где был найден ребенок, обнаружили пару ножниц.
– Ножницы? – спросила я. – А для чего вы их использовали?
– Во мне была пуповина. Я разрезала ими пуповину.
Она использовала ножницы, чтобы перерезать пуповину? Ого.
– У меня неприятности? – тихо спросила она в свою очередь. – Меня посадят в тюрьму?
Я была ошеломлена: Ольга не спросила, в порядке ли ее ребенок. Казалось, пациентку совершенно не интересовала жизнь, которую она буквально чуть не спустила в унитаз. Нет, единственное, что ее волновало, – как не попасть в беду. Я не знала, что ответить.
– Почему бы вам не отдохнуть? – предложила я. – Я думаю, что полиция скоро снова захочет поговорить с вами о том, что произошло. Вам просто придется сказать им правду.
Одна женщина так боялась увольнения, что родила ребенка во время смены прямо в унитаз и там его и оставила.
Возможно, она была в шоке. Может быть, девушка временно потеряла рассудок из-за психологической травмы от родов, что заставляло ее ставить во главу угла работу, а не жизнь ребенка. Но для меня подобное было непостижимо. Неужели она действительно жила и работала в условиях ГУЛАГа, где боялась пропустить время смены, пока рожает? Фабрика, на которой работала Ольга, не была оплотом прав рабочих – и все же я никак не могла с этим смириться. Ольгу арестовали, но в конце концов полиция отказалась выдвигать обвинения. И к счастью, ребенок, переживший столь ужасное начало жизни, был помещен под опеку местных властей, чтобы потом отправиться на постоянное усыновление. Это было выбором Ольги.
Но что-то беспокоило меня в этом деле. Меня действительно заинтересовала история Ольги. Я знаю, что люди совершают странные поступки в шоковом состоянии. Но, увидев ребенка, девушка не закричала и не позвала на помощь, она просто опустила крышку унитаза и ушла. Если бы она не знала, что беременна, разве появление младенца не заставило бы ее закричать? Поднять тревогу? Позвать на помощь? Но она не сделала ничего из этого. Ольга взяла ножницы, перерезала пуповину, оставила ребенка в унитазе и ушла. Может быть, девушка временно сошла с ума или обстоятельства ее жизни были настолько отчаянными, что она не могла даже представить себе появление на свет новорожденного? Я просто не могла этого понять.
* * *
Но действительно выбил меня из колеи случай с сепсисом. Я помогала женщине по имени Дебора во время естественных родов. Это был ее первый ребенок, девочка, и, казалось, все прошло абсолютно нормально, поэтому пациентку выписали. Однако через две недели ее снова положили в палату – дрожащую, с высокой температурой. Очевидно, у Деборы была какая-то инфекция, возможно, вызванная частью плаценты, оставшейся внутри. Она сказала, что из нее вышло несколько кусков, поэтому врачи отвезли женщину в операционную для ручного отделения оставшихся частей плаценты, чтобы убедиться, что внутри больше ничего не осталось. Это позволит матке правильно сокращаться.
Я ухаживала за Деборой, забрав ее из операционной, и снимала показатели каждые пять минут. Но с самого начала цифры скакали туда-сюда. Артериальное давление поднималось и падало, температура колебалась от высокой к низкой, а пульс становился все быстрее и быстрее. После пятнадцати минут наблюдений за этой неразберихой я снова вызвала анестезиолога.
– Что происходит? – спросила я.
– О черт, у нее сепсис! – воскликнул анестезиолог.
Он сразу же нажал кнопку экстренного вызова и, когда персонал начал собираться в палате, быстро заговорил:
