Мы решили переждать и надеялись, что меня отпустят в преддверии дня слушания. Но за сутки до того, как мы должны были вылететь, я все еще не получила никаких вестей, поэтому мы неохотно решили отменить отпуск. Не было никаких сомнений, что нельзя не явиться в суд. Я знала, что последствия будут серьезными – судья может выписать ордер на мой арест, и я потеряю работу. Как-то так. Наш первый семейный отпуск был испорчен. Мы даже не были застрахованы, потому что судебное слушание классифицировалось как уже существующая проблема, а не случайное событие.
В итоге за день до заседания мне объявили, что на самом деле мне не нужно будет появляться в суде. К тому времени, конечно, было уже слишком поздно, и мы упустили шанс уехать.
Через три дня после этого коронер огласил вердикт. Халатность не была доказана. Облегчение тут же сменилось гневом. Все треволнения напрасны! Разбирательство обрекло меня на ненужный стресс, и нам пришлось отменить наш первый зарубежный отпуск за много лет, и все потому, что я не записала время на одном листке бумаги. Это было безумие, полнейшее безумие. Меня должны были исключить из дела с самого начала, но из-за того факта, что больница либо не могла, либо не хотела защищать своих сотрудников, я почувствовала себя более уязвимой, чем когда-либо. Я все больше и больше убеждалась, что больничный траст заботится не о защите персонала, а только о своей репутации. Все мы, акушерки, участвовавшие в расследовании инцидента, остались без поддержки, без помощи адвокатов, представлявших больницу. Мое доверие и уверенность в руководстве пострадали еще больше за этот печальный период. Если мы не можем рассчитывать на поддержку начальства, когда на нас нападают, возможно, нам нужны собственные защитники.
Но это, однако, было бы чрезвычайно дорогим вариантом. Судебные разбирательства устраивались все чаще и чаще, поскольку несчастные семьи ищут решение своих проблем через суды. Так что мы оказались на линии огня без помощи, обучения и поддержки. Это было все равно что идти в бой с закрытыми глазами и связанными за спиной руками. Я бы предпочла присматривать за армией непослушных детей, чем проходить через еще одно судебное разбирательство. Между тем сокращения продолжились, оставив нас без нужного числа персонала в самые тяжкие времена. Обычно в нашем крыле одновременно работали двенадцать акушерок, обслуживающих родильное, послеродовое и дородовое отделения. Теперь же в большинстве случаев работали максимум восемь. Казалось, мои беды далеки от завершения.
20. Давление
Как только я вышла из боковой палаты, где принимала роды, координатор родильного отделения Эмили отвела меня в сторону и попросила зайти в другую палату, потому что там находилась женщина, готовая родить. У меня упало сердце. Я хотела сказать «нет». Мне действительно нужно было закончить гору бумажной работы по последним родам и окружить новоиспеченную мать заботой в течение ближайших двух часов.
– А больше никого нет? – спросила я, но уже видела безнадежность в ее глазах.
– Ты же знаешь, Пиппа, я бы и не просила тебя об этом, – сказала она извиняющимся тоном. – Знаю, что ты только что из родильной палаты, но больше никого нет. Извини.
– Ладно, ладно, дай мне минутку. Мне нужно переодеться, и я хочу убедиться, что специалист по грудному вскармливанию зайдет к моей пациентке, как только освободится.
Я очень страдала из-за того, что не могла уделять достаточно внимания своим пациенткам. Им ведь нужен не только надзор.
Обычно я помогаю с первым кормлением, но в данном случае этого сделать не получится. С женщиной все будет в порядке? Будет ли сотрудник службы поддержки свободен, чтобы быстро прийти на помощь? В голове проносились самые худшие сценарии, пока я неслась в ванную для персонала, чтобы переодеться из пропитанной кровью формы в свежий халат. Роженица нуждалась в медицинской помощи в крайне важное для них с малышом время, но в отделении просто не хватало акушерок, чтобы оказать ее. Это отсутствие профессионального внимания становилось для меня постоянной проблемой и причиной ежедневного беспокойства.
Сегодня из-за болезней, стресса и нехватки кадров у нас осталось всего семь акушерок. Из них две находились в переполненном послеродовом отделении, где было 32 женщины. И если принять во внимание младенцев, то общее количество пациентов составит шестьдесят четыре только в одном блоке! Затем пять акушерок были распределены в родильное отделение, полное рожениц, то есть двенадцать женщин в палатах и две в бассейнах – и все они нуждаются в уходе. Кроме того, есть еще сортировка пациентов, которая похожа на отделение интенсивной терапии для беременных. И нам удалось собрать семь акушерок, потому что мы вызвали двух дежурных акушерок, то есть наша служба домашних родов в настоящее время приостановила свою деятельность.
Один педиатр на целых пять отделений – норма для выходных в нашей больнице.
Днем в отделении всегда было тяжелее, потому что людям хотелось домой. На меня постоянно давили новые родители: «Можно нам домой? Теперь можно идти домой? Чего же я жду?» Каждая женщина в послеродовом отделении отчаянно хочет поскорее уйти. Но мне приходилось объяснять, что работа медиков заключается не только в том, чтобы успешно принять роды. Мы должны завершить все необходимые обследования ребенка, прежде чем выписать, а также заполнить целую гору документов. Педиатры проводили свои анализы, должны были приходить врачи, проверяющие слух, а затем наступала очередь для визитов физиотерапевтов к тем пациенткам, у которых были кесарево сечение или разрыв. Проверка, проводимая каждым специалистом, занимает время, и иногда приходится ждать врача достаточно долго. В выходные дни, например, присутствует только один педиатр, который обслуживает родильное, педиатрическое, послеродовое, неонатальное отделения и интенсивную терапию. Всего один специалист занимается пятью отделениями. Затем, если возникает чрезвычайная ситуация, из-за которой педиатра могут вызвать из родильного отделения, родителям приходится ждать еще дольше, чтобы увидеть своих детей. Большинство обследований может сделать на дому патронажная акушерка, но если у ребенка или матери есть подозрение на инфекцию, то педиатр сам должен провести анализы, прежде чем они покинут отделение.
У медиков, проверяющих слух, тоже может быть очередь из тридцати двух женщин, поэтому им требуется время, чтобы обойти всех. А акушерки должны обследовать матерей и детей и предлагать помощь с грудным вскармливанием. Я всегда любила этим заниматься, но из-за большой нехватки акушерок эту обязанность все чаще выполняли специалисты по грудному вскармливанию. И за последние два месяца нам пришлось закрыть отделение не менее трех раз, что не понравилось нашей управленческой команде, потому что траст штрафовали каждый раз, когда подразделение закрывалось. Как ни странно, у нас никогда не было недостатка менеджеров – только акушерок…
Через десять минут после первых родов я переоделась и пошла в другую палату, где пациентка по имени Мэгги собиралась родить. К счастью, я знала ее. Мэгги работала ассистенткой учителя в школе Бетти, а также была суррогатной матерью. Это был уже второй ребенок, которого она рожала одной семье. Мэгги была очаровательна – одна из тех поистине особенных людей в мире. У нее уже было трое собственных детей, прежде чем она решилась сделать замечательный подарок другой семье, и ее многочисленные роды, к счастью, прошли без происшествий.
