А потом я помчалась по коридору, чтобы помочь одной из рожениц, которая собиралась войти в бассейн. Оказавшись в палате с семьей, я, конечно же, заулыбалась. Мы, акушерки, очень хорошо умеем делать вид, что все в порядке, даже если на горизонте уже маячит катастрофа. Никто бы не догадался, что тут вообще что-то не так. Я улыбалась, смеялась и шутила с родными, проводила осмотры, записывала наблюдения и отвечала на все их вопросы. Но внутри меня все кипело: как она посмела?! Почему Лора думает, что может свалить все на меня? Каждый день одно и то же. Она знает, что у меня уже есть три пациентки – нечестно взваливать на меня еще больше обязанностей!
Акушерки просто обязаны уметь держать лицо даже в самой ужасной ситуации. Ведь из-за паники пациента она может стать еще ужаснее.
Два часа спустя я стояла как вкопанная в коридоре, держа в руках стопку полотенец и гадая, для кого они предназначены и в какой палате я должна находиться. Я никак не могла собраться с мыслями. «Ну же, Пиппа. Давай! Возьми себя в руки». Но все мысли путались, по какой-то причине в голове все смешалось, и ответа не последовало. У меня есть эти полотенца – но для кого они? Должно быть, я стояла там, хмуро уставившись в пол, прежде чем почувствовала на плече чью-то теплую руку.
– Пиппа? Ты в порядке, Пиппа? – мягко спросила Хелен.
Это была соломинка, которая сломала спину верблюду. Я разразилась потоком слез.
– Я больше не могу, – всхлипнула я. – Я просто… Я не справляюсь. Это уже слишком.
Хелен увела меня из коридора в комнату для персонала, усадила на диван и протянула салфетки, а я все плакала и плакала. Внутри меня словно прорвало плотину.
– Пиппа, это на тебя не похоже, – сказала она. – Тебе нужно немедленно показаться врачу.
Она была права. Я никогда не огрызалась на коллегу так, как сегодня. Я всегда была счастливым, улыбчивым человеком. Независимо от того, как много на меня наваливалось, я никогда не была груба с кем-либо. Я не справлялась и больше не могла этого скрывать. Хроническая нехватка персонала, переутомление, постоянный стресс из-за жалоб, отсутствие перерывов, бессонные ночи, постоянные задержки после смены – все это накопилось.
Прозвенел вызов, и у меня упало сердце.
– Это одна из моих пациенток, – вздохнула я. – Я должна…
– Нет, не двигайся, – отрезала Хелен. – Я пойду. Позвони своему врачу и запишись на прием. Так больше продолжаться не может.
Я снова опустилась на диван, благодарная ей за помощь.
– Ты уверена? – спросила я.
– Да, запишись на прием прямо сейчас.
Я сделала так, как велела Хелен: позвонила терапевту и сумела договориться о встрече с ней на девять утра на следующий день. Одно только осознание того, что у меня назначен прием, придавало мне сил, чтобы дотянуть до конца дня. И я каким-то образом пережила ту смену, отчаянно пытаясь держать себя в руках, хотя чувствовала почти все время, что голова вот-вот взорвется. В конце смены я подошла к координатору отделения.
– Мне очень жаль, Лора, что я вышла из себя сегодня утром, – сказала я. – Сейчас я плохо себя чувствую. Я неважно спала, не знаю, просто на меня слишком много навалилось.
– Все в порядке, Пиппа, я понимаю. Сейчас мы все чувствуем то же самое. Не помогает и то, что у нас хроническая нехватка персонала. Я просто хочу, чтобы у нас был один день, хотя бы один день, когда достаточно акушерок.
– Знаю, знаю.
– Это уже выходит за рамки шутки.
Шутки? Я думала об этом, выходя из отделения, садясь в машину и направляясь домой. Шутки? Я не могла припомнить, когда в последний раз смеялась – настоящим безудержным смехом. Я не могла вспомнить, когда в последний раз находила что-то хоть отдаленно смешное.
На следующий день, в девять утра, я посмотрела на часы в приемной доктора. Они были точно такие, как у нас в палатах, – тик, тик, тик. Я наблюдала за красной секундной стрелкой, ползущей по циферблату, и без всякого предупреждения мои глаза словно впервые открылись. Сидя там, в кабинете терапевта, я наконец-то почувствовала, что могу честно рассказать о том, что происходит у меня в голове.
– На работе я чувствую, что вокруг слишком много всего происходит, – объяснила я. – Боюсь, это только вопрос времени, когда я совершу ошибку. Это обязательно случится. Я это чувствую. Нельзя взять на себя столько работы сразу и хорошо выполнять ее все время. Это просто невозможно. Тогда я что-нибудь сделаю неправильно, пациентка истечет кровью или что-то пойдет не так с ребенком, и кто будет виноват? Не врачи, не консультанты. Виновата буду я! Если кто-то из нас допускает малейшую ошибку, никогда не винят консультанта или не ищут причину в том, что у нас недостаточно поддержки со стороны старших сотрудников. Это акушерок вызывают на встречи с потенциальными пациентами, отстраняют от работы, вызывают в суд. Я видела это! Я все время это вижу.
Работодатели заставили меня пройти через разбирательство. Ты идешь в коронерский суд и находишься под давлением без какого-либо возмещения. Ты не обучен справляться с подобным стрессом. Нет никаких указаний, что говорить в суде или как себя вести. Это как… В одну минуту ты делаешь свою работу, а в следующую прыгаешь в омут, и все напряжение, связанное с происходящим, – невероятно. И если ты скажешь что-то не то или даже употребишь неправильное слово, оно вернется, чтобы укусить тебя за задницу, потому что у нас есть менеджеры над менеджерами, которые узнают о твоем промахе и превратят твою жизнь в ад. И где же ты окажешься? Карьера загублена, спущена в унитаз из-за неправильного слова, а этого иногда невозможно избежать. Ты не знаешь, ЧТО ДЕЛАТЬ, и так я чувствую себя сейчас… Я просто не понимаю, что делать. Я устраивалась на работу не для того, чтобы плохо выполнять свои обязанности. Я должна идти на работу, чтобы бросить все силы на то, чтобы дать женщинам то, что они заслуживают. Но сейчас я не могу исполнять свой профессиональный долг.
Депрессия всегда казалась мне чем-то очень далеким. Даже услышав диагноз, я подумала: «Но ведь я счастливый человек».
И с моим мозгом что-то не так. Я не могу улыбнуться. Я разучилась испытывать радость. Я хочу чувствовать себя счастливой с Бетти, но не могу. Я сильно устаю, но в то же время полноценно не сплю, потому что мозг постоянно работает: я возвращаюсь к прошлому дню и думаю, верно ли поступила? Правильно ли заполнила документы? Тревожные мысли роятся в моей голове всю ночь напролет. Я прихожу домой и вечно пишу сообщения коллегам или звоню на работу посреди ночи, чтобы узнать, как поживают пациентки, за которыми я ухаживала, если меня не было на родах.
Я даже не понимала, что говорю, – просто лепетала без остановки. Внезапно я замолчала. Доктор посмотрела на меня, озабоченно сведя брови.
– Похоже, вы страдаете от стресса и депрессии, Пиппа, – сказала она. – Вам нужен отдых, и вы должны находиться подальше от той среды, которая стала причиной вашего состояния. Я могу сегодня же открыть вам больничный.
