– Открыть больничный? – медленно повторила я.
У меня депрессия? Мне и в голову не приходило, что я могу впасть в депрессию. Диагноз звучал так невероятно. Это не похоже на меня. Я считала себя счастливым человеком, и сказанное терапевтом, казалось, не имело ко мне отношения. Внезапно у меня закружилась голова. Если мне откроют больничный, это только усугубит проблему с нехваткой кадров для тех, кто остался в отделении. Как я могу просто бросить коллег? Конечно, мой уход вызовет еще большее давление на персонал. Меня захлестнуло чувство вины.
– Но наше отделение не может позволить себе потерять еще одну акушерку, – возразила я.
– Это не ваша проблема, Пиппа. Вы не несете ответственность за то, что происходит в больнице. Вы несете ответственность только за себя и прямо сейчас должны сосредоточиться на том, чтобы выздороветь.
Это правда. По моим ощущениям, я не справлялась ни с одним аспектом своей жизни. Я была плохой акушеркой, ужасной матерью и никудышным партнером для Уилла. В последнее время я даже не встречалась с друзьями, потому что все время чувствовала себя отвратительно. Ладно. Если терапевт говорит, что у меня депрессия, возможно, это правда. Нужно что-то сделать, потому что так больше продолжаться не может. Я перестала сопротивляться.
– Хорошо… Что же мне делать?
– Я открываю вам больничный на месяц. Пожалуйста, отнесите эту справку вашему руководству. А еще я выписываю рецепт на курс антидепрессантов. Начнем с небольшой дозировки. Это не чудо-лекарство, но я хочу увидеть вас через две недели, чтобы посмотреть, как обстоят дела. Идите домой, Пиппа. Отправляйтесь домой и отдохните.
* * *
Так вот на что похожа депрессия? Не знаю. Понимаю только, что не могу пошевелиться. Чувствую себя совершенно опустошенной, и все, что я делала раньше и от чего получала удовольствие, прекратилось. Я плотнее закуталась в одеяло и повернулась на бок, подальше от солнечного света, струящегося сквозь жалюзи. Было около полудня, точно не знаю, и я лежала в постели с тех пор, как отвезла Бетти в школу в 08:30. Даже это казалось огромным усилием. Просто разбудить ее, приготовить завтрак, одеть и подготовить к школе было достаточно, чтобы высосать из меня последние остатки энергии. Я дотащилась до школьных ворот, поцеловала ее на прощание и вернулась домой в постель. Прошло уже две недели с приема у терапевта, и с того момента мне казалось, что я впала в настоящую кому. Сначала я не была уверена, стоит ли принимать антидепрессанты. Я задавалась вопросом, было ли это действительно необходимо. Но Уилл сказал, что нужно доверять доктору, поэтому, получив рецепт, я начала назначенный курс. Дома я заметила переполненную корзину для белья, тарелки, сваленные горой рядом с раковиной, и игрушки, разбросанные по полу гостиной, но у меня не было ни малейшего желания что-либо с этим делать. От кончиков волос на голове до пальцев ног я чувствовала себя испорченной, совершенно прогнившей. И неспособность выполнять нормальные, повседневные задачи заставляла меня испытывать вину, усугубляя чувство беспомощности, страха и неадекватности. Вчера вечером я набросилась на Бетти и Уилла.
Конечно, я тут же извинилась, но осознала, что больше не контролирую эмоции. Я постоянно за все извинялась в последние дни! Теперь Уилл ушел на работу, Бетти была в школе, а я лежала в постели и не могла собраться с силами, чтобы встать и выгулять собаку.
Во время депрессии даже самые обычные действия отнимали слишком много сил. Я будто впала в кому.
Час спустя я дотащилась до туалета и сразу же вернулась в постель. Я написала маме: «У меня был плохой день. Пожалуйста, забери Бетти из школы». Она тут же ответила: «Конечно, выздоравливай, дорогая». Ее сообщение вызвало новый приступ слез. Затем я включила ноутбук и зашла в свой аккаунт на Netflix. Я посмотрела половину четвертой серии «Во все тяжкие»
[60]. Это было все, на что я была способна в тот момент – лежать в постели и смотреть сериал. Позже я перешла к «Лучше звоните Солу»
[61]. Я смотрела так много американских драм в те мрачные времена, но сегодня ничего не помню о сюжетных линиях или персонажах – мозг не мог удержать информацию от одного дня до следующего. Позже Уилл пришел с работы, забрав Бетти от мамы, сделал нам всем чай и уложил дочь спать. Перед тем как попросить прочитать сказку, она прокралась ко мне и, увидев, что я открыла глаза, бросилась на меня сверху.
– Надеюсь, завтра тебе станет лучше, мамочка, – прошептала дочь мне на ухо. – Тогда мы сможем поиграть.
У меня защемило сердце.
– Прости, – рыдала я, обращаясь к Уиллу позже тем же вечером.
– Тихо… Все в порядке, – успокаивал он меня. – Это не твоя вина.
– У меня такое чувство, что я всех подвожу.
– Нет, ты ни в чем не виновата. Тебе нехорошо, любимая. Так говорит доктор, и я сам это вижу. Ты сама не своя. Не беспокойся. Мы справимся со всем вместе. Мы же команда, верно?
Я слабо улыбнулась в ответ.
– Не знаю, что бы я без тебя делала.
– Иди сюда, – сказал Уилл, заключая меня в крепкие объятия, от которых кости трещат.
Но ранним утром я обнаружила, что не сплю и смотрю на луну, гадая, что же со мной случилось. Раньше я была счастливым человеком, полным радости, любящим свою работу. Я больше не узнавала себя. Как долго это будет продолжаться? Когда мне станет лучше?
Хотя я сразу же начала принимать антидепрессанты, врач предупредила меня, что пройдет не менее четырех недель, прежде чем они начнут действовать. Она также записала меня на курс когнитивно-поведенческой терапии (КПТ), но на тот момент на нее был трехмесячный лист ожидания. Значит, у меня не было никакой надежды попасть на консультации в ближайшем будущем. Между тем из-за депрессии почти все дни я оставалась в кататоническом ступоре
[62]. Итак, через месяц после того, как я заболела, доктор продлила мне больничный еще на шесть недель. Мне потребовались все силы, чтобы прийти на работу и вручить менеджеру больничный лист. Я все еще ощущала себя полностью опустошенной и вдобавок ко всему, находясь в больнице, чувствовала ужасную вину, потому что знала, под каким давлением все находятся. А еще я потолстела. Из-за того что целый месяц я лежала в постели, смотрела сериалы и поглощала заказную еду, потому что не было сил готовить, у меня прибавилось несколько килограммов. Поэтому я чувствовала себя неловко и стеснялась своей внешности. Но у меня не было выбора: после первого месяца больничного я была обязана присутствовать на встрече с менеджером.
