Моя книга началась с терапевтических записей во время депрессии.
Когда Уилл ушел на весь день, я подумала о том, что он сказал. Раньше мне никогда не нравилось писать. На самом деле я изо всех сил старалась закончить академическую часть курса акушерства (эссе вызывало у меня холодный пот), но это было другое дело. Я бы не стала писать сочинения. Как и предлагал Уилл, я могла просто рассказать, что творилось у меня в голове. Итак, я взяла старый линованный блокнот, заварила чашку чая, села за стол и начала писать: «Меня зовут Филиппа Джордж, и я акушерка, только сегодня я ею не являюсь…»
Через четыре часа зазвонил телефон, и, к своему удивлению, я обнаружила, что исписала двенадцать листов.
– О боже мой! – сказала я Уиллу, когда взяла трубку. Он регулярно звонил в течение дня, чтобы проверить меня. – Я писала все это время, с тех пор как ты уехал.
– Правда?
– Да, я сделала то, что ты предложил. Я только начала писать, а потом поняла, что не могу остановиться!
– И что же ты написала?
– О, много всего! Кучу всякой всячины о детях, которым я помогла появиться на свет, и о людях, которых я встретила, и обо всем хорошем, Уилл. Мне так понравилось!
– Это то, что надо. Ты говоришь по-другому. Твой голос… Ты говоришь очень оптимистично.
– Да, да, я знаю.
На следующий день я снова взялась за перо и приступила к делу. Я писала об обучении с Бев, своих друзьях и о том, как мы помогали друг другу в отделении. Я рассказывала о нежданных младенцах, трагедиях, хороших временах, Сэм, Хелен, Джен, Анджеле, Лине, о своем гневе и печали, судебных делах, загруженности работой, ошибках и бесчисленных переживаниях. Все копившееся годами хлынуло из меня, и к концу дня я была выжата как лимон, но чувствовала себя лучше, чем когда-либо. На следующий день я снова продолжила писать. И на следующий… Медленно, постепенно что-то сдвинулось с мертвой точки. Возможно, все дело было в писательстве, а может быть, в том, что антидепрессанты наконец подействовали, но мне казалось, что я снова вижу солнечный свет. Выйдя на улицу, я почувствовала тепло лучей на коже. Когда Бетти делала что-то забавное, я смеялась по-настоящему. Это был искренний, неудержимый смех. И я знала: что-то меняется к лучшему.
* * *
Неделю спустя я заставила себя сделать еженедельные покупки в супермаркете. Поездка в магазин была большим делом и в то же время ничем особенным. Конечно, все делают покупки в супермаркете раз в неделю – это нормально. Вот только я уже несколько месяцев не выходила из дома, и мне потребовалось все мое мужество, чтобы сделать самую обыденную, повседневную вещь. Один странный факт о психическом заболевании: оно может изолировать, заставить чувствовать себя еще более отчужденным, потому что лишает способности делать то, что все остальные считают само собой разумеющимся. Потребовалось столько усилий, чтобы просто выйти из машины и заставить себя идти по проходам, не поддаваясь панике.
С психическим заболеванием ты находишься словно в замкнутом круге страдания и отдаления от всего, что дорого.
Поскольку я живу в маленьком городке, столкновение с кем-то из знакомых почти неизбежно. Поэтому, когда это случилось, я с облегчением обнаружила, что столкнулась с Сарой, старой подругой, с которой я потеряла связь в последние месяцы. Сара, судя по всему, была очень рада меня видеть, и, когда она спросила, как мои дела, я почувствовала себя достаточно сильной, чтобы сказать правду.
– Ты же знаешь, Сара, я неважно себя чувствовала. Вообще-то последние несколько месяцев я не работала из-за стресса.
– О боже, Пиппа, мне очень жаль.
– Да, спасибо. Это было достаточно трудное время.
– Я хотела бы увидеться с тобой, чтобы мы могли как следует наверстать упущенное. Как насчет того, чтобы сходить куда-нибудь?
Я глубоко вздохнула:
– Да, хорошо. Напиши мне потом, и мы что-нибудь придумаем.
Я впервые говорила с кем-то, кроме ближайших родственников, о том, что пережила, и все было не так плохо, как я боялась. На самом деле, просто увидев Сару снова, я поняла, как сильно скучала по друзьям. Через три дня мы с ней отправились выпить. Я рассказала ей все, и она тоже поведала мне о своей жизни. Я вернулась домой, чувствуя себя намного лучше. Через неделю после этого она и еще две школьные подруги затащили меня на дискотеку 70-х в местный клуб. Поначалу я немного робела и стеснялась, но после пары рюмок расслабилась и действительно хорошо потанцевала буги-вуги на танцполе. Это было именно то, что нужно! Весь февраль и большую часть марта я чувствовала, что понемногу поправляюсь. Я писала почти каждый день, а после обеда выводила собаку на прогулку.
– Можно мне прочесть? – спросил однажды Уилл.
В руке он держал мою записную книжку. На мгновение я заколебалась. Было ли там что-нибудь такое, что я не хотела бы ему показывать? Были ли у меня какие-то темные секреты из прошлого, о которых он не знал? Я раздумывала секунду, прежде чем ответить:
– Конечно. Не думаю, что получилось хорошо. Письмо просто помогает вытащить мысли из головы. И знаешь, вспоминать обо всем хорошем тоже приятно. Похоже на путешествие по тропе воспоминаний.
– Я все равно хотел бы посмотреть.
– Пожалуйста.
Через два часа Уилл пришел ко мне, когда я смотрела телевизор.
– Получается действительно здорово, – сказал он. – Теперь я понимаю, почему тебе нравится выполнять свою работу. Какой накал страстей!
– Да, это просто удивительно. Думаю, что именно поэтому писательство так хорошо помогло мне. Оно напомнило мне, почему я люблю быть акушеркой.
– Так ты планируешь вернуться?
– Да, думаю, что должна хотя бы попробовать. Если обстановка в отделении опять сломит меня, наверное, я смогу уйти.
После четырех долгих, изнурительных месяцев восстановления дома я почувствовала, что наконец-то готова вернуться к работе. Я занималась повседневными делами, снова испытывала эмоции и даже вновь обрела чувство юмора. Теперь, даже если все шло наперекосяк, я могла смеяться. У меня хватило сил отвести Бетти в парк и поиграть с ней как следует, и я ощущала, что становлюсь более или менее самой собой.
– Знаешь, перед тем как ты ушла на больничный, когда стало совсем плохо, я не знал, кто войдет в нашу дверь на этот раз, – тихо сказал Уилл. – Ты собиралась войти и откусить мне голову? Разразиться слезами? Или просто заснуть? Мне казалось, что я все время хожу по минному полю.
Я сдержалась, чтобы не извиниться. Я знала, что Уилл говорит мне это не потому, что хочет вызвать чувство вины. Он делился со мной своим опытом, связанным с моей депрессией, и мне было важно понять, как сильно произошедшее повлияло на него.
– Я изо всех сил старалась понять, – задумчиво ответила я, – как непрерывный стресс на работе на самом деле повлиял на мою личность. Вот так оно и было. Думаю, что потратила столько времени и энергии, пытаясь все делать правильно, что он фактически полностью поглотил меня. В том-то и дело, что я цельный человек. Я не могу разделить жизнь на части. Это просто нереально.
