Быстро приближалось время, когда я должна была вернуться к работе. Конечно, справляться со всем дома, где не нужно принимать более серьезных решений, чем выбрать, что приготовить к чаю, – это одно. Хорошо себя чувствовать в суматохе рабочего дня в родильном отделении, где каждое маленькое решение было буквально вопросом жизни и смерти, совсем другое. Была ли я готова? Существовал только один способ это выяснить.
23. Возвращение
– Пиппа! С возвращением! – Бев приветствовала меня широкой улыбкой и крепкими объятиями, когда я вошла в отделение. – Я так рада тебя видеть. Как поживаешь?
– Да, да, кажется, хорошо, – я улыбнулась ей в ответ, хотя и чувствовала себя комком нервов.
Второго марта в 07:00 я впервые вернулась на работу после четырехмесячного перерыва из-за стресса и депрессии. Я чертовски нервничала – хотя мне удалось выпить чашку кофе перед тем, как выйти из дома, желудок скрутило, так что я не смогла что-нибудь съесть. Затем, въехав на парковку, я посмотрела на массивное здание больницы и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. В последний раз, припарковавшись здесь перед сменой, я чувствовала себя неуправляемой, готовой взорваться и балансирующей на грани совершения ужасной ошибки. Я вспомнила то чувство, когда была так напряжена, что мозг отказывался работать должным образом. Ощущение было такое, будто меня окутал густой туман. Теперь туман рассеялся, но не вернется ли он? Неужели больница снова поглотит меня? Я собралась с духом, чтобы выйти из машины.
«Ну же, Пиппа, – сказала я себе. – Ты можешь это сделать. Ты готова». Конечно, я не знала этого наверняка. Было прекрасно чувствовать себя комфортно дома, без ежедневного стресса родильного отделения, но мне нужно было оставаться в приподнятом настроении, чтобы пережить предстоящий день. Я так не волновалась даже после декретного отпуска, а тогда я отсутствовала в отделении целый год. Теперь меня ждало «поэтапное возвращение», то есть сначала я не буду находиться там весь двенадцатичасовой рабочий день. Две недели я буду приезжать на девять часов, прежде чем приступить к полной смене.
Должна признать, начало было довольно хорошее. Вернувшись в отделение, я была приятно удивлена теплом и радостным настроением замечательных коллег. Большинство моих близких друзей знали причину, по которой я отсутствовала, и они были искренне рады моему возвращению. Я была так тронута их чувствами, что чуть не расплакалась. Тем временем Мэнди, координатор смены, искренне сказала мне «добро пожаловать обратно», а потом пригласила войти с ней в боковую комнату.
– Пиппа, с тобой все в порядке? – спросила она обеспокоенным голосом.
Я кивнула, проглотив слезы.
– Ты уверена, что готова вернуться? – озабоченно уточнила Мэнди.
– Да, да, я в порядке, – сказала я, чувствуя, как на меня накатывает тошнота.
– Я серьезно. Не возвращайся, пока не будешь готова. Расписание здесь ужасное.
Ого! Это были не те слова, что я ожидала услышать, но я знала, что Мэнди не сказала бы так, если бы не беспокоилась по-настоящему. Она предлагала мне шанс развернуться и уйти, но я знала, что если сделаю это, то никогда не приду обратно. Была ли я действительно готова? После секундного колебания я ответила:
– Нет, я в порядке. Честно. В какой-то момент мне придется вернуться.
– Ладно, удачи тебе сегодня, и приходи ко мне, если возникнут какие-то проблемы. Но, как я уже сказала, у нас сейчас трудности с персоналом, хуже которых никогда не было… Только не говори, что я тебя не предупреждала.
Вместе с четырьмя другими акушерками, находившимися в отделении, мы сразу же приступили к работе. Мне поручили присматривать за «Великой матерью» – так у нас называли женщину, у которой было больше пяти детей. Пациентке, Леони, было всего тридцать шесть лет, но это была ее восьмая беременность. Она родила шестерых живых младенцев, которых у нее забрали и отдали под опеку. Теперь она должна была снова родить, и этот ребенок тоже, вероятно, будет взят под опеку. Забавно, логично было ожидать, что родитель, лишившийся стольких детей из-за социальных служб, будет беспокоиться о том, что станет со следующим ребенком, но, по словам коллег, Леони была очень спокойна и оптимистично настроена. Думаю, ей удалось убедить себя, что на этот раз все будет по-другому, хотя мы знали из записей в ее личном деле, что у женщины мало шансов оставить малыша.
Выходя на работу после депрессии, я договорилась с руководством о поблажках в начале. Но в первый же час мне дали сразу трех пациенток!
Роды Леони ни в коей мере не были простыми. Ее ребенок находился «в нестабильном положении», то есть плод не был статичен. В последние несколько недель он постоянно менял положение: сначала было ягодичное предлежание (ноги вниз)
[63], потом поперечное (лежа поперек). Поэтому, как только плод оказался головой вниз, врачи решили сделать так, чтобы воды отошли в контролируемой среде. Это снизит риск выпадения пуповины. Помимо присмотра за Леони мне поручили еще одну женщину, которая только что родила первого ребенка, так что у нее было два часа на оформление документов.
Ладно, я могла бы просто продолжать следить за Леони, «Великой матерью», а также за всеми документами для второй, только что родившей, женщины, но в восемь утра мне дали третью пациентку. У Крис воды отошли больше суток назад, но схватки так и не начались. Мы должны были оценить ее состояние, а затем, если шейка матки не расширилась и оставалась все еще тугой и твердой, мы дали бы ей гормональную таблетку, чтобы попытаться стимулировать роды. Если бы препарат не сработал, мы поставили бы ей капельницу с окситоцином. Три женщины в течение первого часа на работе! Полное безумие. Теперь я бегала между тремя палатами, и у меня кружилась голова. Я почувствовала, как в груди нарастает паника и одновременно закипает негодование из-за стрессовой ситуации, в которую я попала в первый же день после возвращения. В первый час! Если бы знала, кому должна пожаловаться, я бы так и сделала, но была суббота, и вокруг не было никого из восьмой группы, не говоря уже о ком-то из отдела кадров.
«С возвращением. Добро пожаловать! Добро пожаловать!» – повторяла я про себя снова и снова, разрываясь между тремя пациентками, стараясь, чтобы все тарелки находились в воздухе одновременно.
– Мне очень жаль, – сказала Мэнди, увидев меня. – Я знаю, что это слишком. Как только кто-нибудь освободится, чтобы сменить тебя, я освобожу тебя от одной из пациенток.
Я не ждала, что руководство отнесется ко мне слишком мягко, – в конце концов, я знала ситуацию еще до того, как заболела. Но происходящее определенно не было похоже на «поэтапное возвращение». Они не просто сбросили меня на глубину, а отбуксировали на восемь миль от берега и выкинули в открытый океан! Я знала, что, пережив эту смену, смогу справиться с чем угодно. По мере того как уровень тревоги рос, я начала испытывать то же самое чувство потери контроля, которое было у меня в течение нескольких недель, предшествовавших выходу на больничный.
