После концерта мы сели на поезд и вернулись в Эванстон со звоном в ушах и обновленными сердцами. Так, всего за один летний день я изменился навсегда и теперь понимал — мне не нужна пиротехника, лазеры или виртуозная игра на инструменте, чтобы стать музыкантом. На концерте Naked Raygun мне открылся самый важный элемент рок-н-ролла: сырой и несовершенный звук, выражающий самое сокровенное. Теперь это было доступно и мне, и я не мог дождаться возвращения домой в Вирджинию, чтобы рассказать об этом друзьям в надежде, что они тоже увидят этот свет.
Выяснилось, что Трейси и сама пела в панк-группе под названием Verboten, и они уже успели записать несколько оригинальных песен и давали живые концерты в Чикаго. Их было четверо, а средний возраст участника группы — не больше тринадцати лет. Ребята все делали сами: писали музыку и репетировали у Трейси в подвале, организовывали концерты и делали футболки для продажи на выступлениях. Гитаристу Джейсону Нэрдуси на тот момент не могло быть больше одиннадцати лет. На своей Gibson SG, которая была больше него, он выбивал аккорды песен вроде «Му Opinion» и «He’s a Panther». То, что пацан младше меня берет и следует за своей мечтой, вдохновило меня еще больше. Я уже знал, что ждет мою гитару, когда вернусь домой. Черт возьми, если они смогли, значит, и я смогу.
Каникулы продолжались, и я погружался в музыкальную библиотеку Трейси, изучая каждый альбом. В ее коллекции я даже нашел несколько групп из моего родного города: Minor Threat, Faith, Void и Scream, которые понравились мне больше всего. На коробке был указан почтовый адрес — всего в паре миль от моего района! Вынос. На хрен. Мозга! Scream несколько отличались от остальных, менее «отполированных» групп. Обладая сильными мелодиями с периодическими намеками на классический рок, их песни, хотя быстрые и агрессивные, звучали более вычищенно по сравнению с тем, что я услышал за эту поездку. И выглядели они не как панки на обложках пластинок и страницах журналов Трейси. Джинсы, фланелевые рубашки и лохматые волосы — они выглядели так, будто были… из Вирджинии. Я снова и снова слушал их альбом с чувством гордости за родину, запоминая каждое слово. И каждый барабанный ритм.
Остаток каникул прошел в походах на концерты, покупках альбомов в Wax Trax! Records и тусовках с панками. Я постепенно постигал язык записей и пластинок, на котором они говорили. Это была андеграундная сеть юных любителей музыки вроде меня, в мыслях которых не было идеи «музыкальной карьеры». Как и «Трех красоток» много лет назад, нас привлекала не музыка как профессия, а желание делиться с друзьями любовью к музыке. Что мы получали взамен? Обычно ничего, кроме чувства удовлетворения от того, что делаешь то, что любишь, и ни от кого не зависишь. И это стоило каждой капли крови, пота и слез. Здесь не было рок-звезд. Только настоящие люди.
Долгая дорога обратно в Вирджинию была в некотором роде метафорическим путешествием из прошлого в будущее. В Чикаго остался маленький мальчик, который не мог представить, что его песни, слова, страсть когда-то могут сохраниться на грязном черном куске винила. Остался мальчик, боявшийся, что его высмеют крутые парни. Вооруженный пластинкой Germs, футболкой Killing Joke и синглом «Flammable Solid», купленным на концерте Naked Raygun, я был готов начать новую жизнь. Жизнь панка. Наконец-то я сбросил шкуру ранимого подростка и оброс новой, которая станет воплощением меня настоящего. И я был готов показать ее миру.
They’ll rip your skin off
They’ll flay you alive
You try to keep breathing
On this ride of your life
I got gear
I got gear
I got gear
Спиритический сеанс с Джоном Бонэмом
Алтарь сооружен. Свечи зажжены. Для ритуала все готово. Я спокойно сел на пол перед импровизированным святилищем, сооруженным из досок и остатков краски для моделек, очистил разум от мыслей и начал молиться. Не знаю точно, кому я молился, но точно знал, о чем.
Успех.
Я сидел в тишине и медитировал, стараясь открыться миру и получить божественное послание, представляя, что каждая клеточка моего тела трансформируется, наполняясь силой и давая мне сверхспособности, которыми должны обладать мои герои, чтобы преодолеть пространство и время с помощью музыки. Я думал, что в музыке есть что-то мистическое, неосязаемое. И отчаянно хотел познать это, проводя примитивные обряды с истовостью семнадцатилетнего, которому нечего терять.
Свечи, стоящие по углам доски, мерцая, проливали желтый свет на холодный бетонный пол гаража, освещая символы, которые я нарисовал, вызывая духов, чтобы те показали мне судьбу: логотип Джона Бонэма из трех кругов и число 606 — две эмблемы, которые много для меня значили. Следуя собственному представлению о телепатии, я перечислял свои самые потаенные желания в надежде, что кто-то, что-то, где-то услышит зов и ответит на мои молитвы. Я не был большим специалистом в материализации духов, но верил: если получится постичь — получится и достичь. Это было моей целью, и Вселенная должна была мне в этом помочь. Или, если ближе к сакральному:
Что ты думаешь, тем и становишься.
Что ты чувствуешь, то и притягиваешь.
Что ты представляешь, то и создаешь.
Некоторые называют это «законом притяжения»: идея, что Вселенная создает то, на чем сосредоточен твой разум.
В те годы я ничего не знал об этой концепции, но с ранних лет в глубине души верил, что все возможно, если полностью себя этому посвятить. На тот момент у меня было не много вариантов, как прожить свою жизнь. Без школьного аттестата и семейного капитала я был обречен жить от зарплаты до зарплаты, движимый вперед музыкой, которой, к счастью, хватало, чтобы не дать моей душе умереть. Мне оставалось только мечтать. И я мечтал. Но теперь не просто фантазировал о том, что когда-то стану музыкантом. Теперь я был готов обратиться к неизведанному за помощью в воплощении этой мечты.
Что же заставило меня пойти на эти крайние меры?
Существует теория, что большинство музыкантов выбирает творческий путь в возрасте от одиннадцати до тринадцати лет. Это золотое окно возможностей, в котором пересекаются независимость и самобытность, и самый опасный этап в жизни любого ребенка — он становится самим собой, а не приложением к родителям. Это время узнать, кто ТЫ такой, и, если вдруг у тебя есть склонность к музыке, скорее всего, ты определишься, кем хочешь быть до конца своих дней. Музыкантом. Я верю в эту теорию, потому что в моем случае все было именно так.
Когда-то музыка была для меня просто звуком. Простые детские стишки и джинглы на радио, влетающие в одно ухо и вылетающие из другого, которым я бездумно подпевал. Песни были просто мелодиями и ритмами, которые приходили и уходили, как ветер, никогда не захватывая мое сердце — просто перемещая воздух, которым я дышал, и заполняя время между наиболее важными моментами жизни. ПОКА ОДНАЖДЫ ОНИ НЕ СТАЛИ ВОЗДУХОМ, КОТОРЫМ Я ДЫШАЛ.
