ПОСТЕПЕННО Я НАЧАЛ ЧУВСТВОВАТЬ, ЧТО МЫ НАЧАЛИ ОТДАЛЯТЬСЯ. Были те, кто употреблял, и те, кто нет. И по мере того, как наш мир расширялся, увеличивался и этот разрыв. Nirvana представляла собой три отдельных человека, каждый со своими странностями. Мы вместе брали в руки инструменты и играли, но, помимо музыки, каждый жил своей совершенно отдельной жизнью.
Когда мы снимали клип, хрупкость Курта шокировала меня. Я беспокоился не только о его здоровье, но и об ожидающем нас туре, который перенесет нас на противоположную сторону планеты, где не будет тех, кого мы любим и в ком больше всего нуждаемся. Я не представлял, как мы переживем очередное головокружительное расписание: концерт за концертом, аэропорт за аэропортом, отель за отелем, особенно с учетом его состояния, — но мы продолжали. И сегодня мне все еще трудно смотреть клип «Come As You Are», зная, в каком состоянии был Курт в то время. И хотя наши изображения размыты из-за эффектов камеры и старой пленки Super 8, я очень четко вижу трех человек, вступающих в период турбулентности, который мы будем ощущать годами.
Теплое солнце австралийского лета и еще более теплая встреча наших австралийских товарищей были долгожданным и столь необходимым перерывом от темной зимы — во всех смыслах, — которую мы оставили дома. Мы были в абсолютно нужном месте в нужное время, и на мгновение все, казалось, вернулось в нужное русло. Я изъездил всю Северную Америку и Европу, но абсолютно не знал, чего ожидать от этого края мира, и воспринял это как отпуск. Мы делали все: занимались серфингом на пляже Бонди, обнимались с коалами, жили с кенгуру, катались на водных лыжах, прыгали с тарзанки и даже делили сцену с Violent Femmes, что, возможно, было самым ярким моментом всей поездки. Курт все еще был немного нестабильным, но, казалось, начал возвращаться к жизни. Мы отыграли восемь отличных концертов на площадках, которые были слишком малы для стремительно растущей популярности группы, к чему мы, впрочем, быстро привыкали. Появилась надежда, что у нас все получится. Что Курт справится. К тому моменту, как мы поехали в Японию, я подумал, что, возможно, самое страшное уже позади.
Если Австралия — другое полушарие, то Япония — просто другая планета. Практически все в ней было огромным культурным шоком. Там я действительно ощущал, что нахожусь за миллион миль от дома. И это круто. Ничего похожего на Японию мы раньше не видели, а японцы никогда не видели ничего подобного нам. На нашем первом шоу в Осаке мы выступали в помещении, которое больше походило на Центр Кеннеди, чем на типичные залитые пивом и вымытые отбеливателем забегаловки, в которых мы начинали. Над рядами красивых бархатных сидений висели люстры, а сцена была чиста, как слеза ребенка, ни единого пятнышка, что я нашел очень странным. Публике разрешили встать на своих местах, но не отходить от них, а в проходах стояло что-то вроде военной полиции в белых перчатках, готовой отреагировать, если кто-нибудь сделает хотя бы шаг в сторону от выделенного ему места. Это заставило нас играть еще активнее в тот вечер. Пытаясь спровоцировать буйную реакцию, мы зажигали, как никогда раньше, и, выглянув из-за ударной установки, я увидел, что публика готова кричать, готова взорваться, выпустив внутренних демонов. Каждые несколько песен какой-нибудь фанат наконец не выдерживал и начинал бежать к сцене, но его перехватывала пара белых перчаток и выгоняла из зала. «Кто кого?» — подумал я. И стал играть еще активнее.
К концу мы точно знали, что нужно делать… разбить все на хрен (уже наш коронный номер). На глазах у публики Курт, Крист и я полностью уничтожили оборудование, словно трое детей, бьющихся в истерике после того, как мама и папа сказали: «Никакого десерта!» Вместо этого мы дали десерт публике. Мы покинули сцену, оставив кучу барабанов, опрокинутых усилителей и кричащую толпу. После ко мне подошел молодой японец, дрожащий как осиновый лист и готовый расплакаться. «Вам не нравились барабаны?» — спросил он дрожащим голосом. «Нет-нет-нет… они были прекрасны!» — сказал я, немного сбитый с толку. Практически везде в мире это выступление было бы признано триумфальным! Но мы были в Японии, стране, которая держится на культуре уважения и вежливости, и наши действия для этой страны — вопиющая крамола. Кроме того, этот чувак был представителем барабанов Tama и был в ужасе от того, что мне не понравилась установка, которую они для меня приготовили, поэтому я усадил его и объяснил, что наши действия не имеют никакого отношения к качеству прекрасной барабанной установки, на которой мне выпала большая честь играть; и это все было от восторга.
Перед тем как отправиться домой, мы сделали последнюю остановку на Гавайях для выступления в небольшом клубе в Гонолулу под названием Pink’s Garage — еще одном месте, которое было слишком маленьким для группы, находящейся на пике славы. Зная, что этот концерт станет последним в нашем туре перед долгим перерывом, после этого я планировал остаться еще на неделю и арендовать нелепый кабриолет «Мазда Миата» небесно-голубого цвета, чтобы кататься с пляжа на пляж, как типичный турист (кем я и был), пожиная плоды самого безумного года в моей жизни. Понимать, что эта глава группы подошла к концу, было и горько, и сладко одновременно, потому что я почти влюбился в тот хаос, который ежедневно нас окружал, куда бы мы ни пошли. К тому же было приятно уйти на такой высокой ноте. Мы видели, что начали образовываться трещины, но залатали их, просто играя от всего сердца, как всегда это делали. Конечно, я тоже устал, поэтому пришло время вернуться, перезагрузиться и напомнить себе о вещах, которые являются самыми важными для выживания: семья, друзья, дом. Мне нужно было перевести дух и понять, что со мной произошло.
«Мистер Грол, для вас пришла почта».
Как только мы заселились в наш отель в Гонолулу, очаровательная женщина за стойкой регистрации в ярком тропическом платье вручила мне конверт FedEx, и я с любопытством открыл его, недоумевая, кто мог что-то мне отправить во время гастролей, да еще и точно знать, где я нахожусь, пока мы зигзагами бесконечно кружили по планете. Письмо от мамы? Поздравление от менеджера? Вызов в суд за мелкие преступления, совершенные в пути? Нет. Даже лучше.
Моя первая кредитная карта.
За двадцать три года у меня никогда не было кредитной карты, даже банковского счета, на котором бы лежало более 100 долларов (спасибо, бабушка), так что это был переломный момент. Последние четыре года я выживал на скромные суточные, которые заканчивались к концу каждого дня, потраченные на сигареты, фастфуд и пиво. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Хотя группа уже продала более миллиона пластинок, я еще не потратил ни цента из заработанных денег, даже не зная, сколько именно мы получили. Но скоро это изменится.
Я посмотрел налево от стойки регистрации и увидел сувенирный магазин. Желая проверить этот свежий кусочек пластика, я побежал через вестибюль, размахивая гавайским ожерельем, и направился прямиком к стойке с солнцезащитными очками, где радостно выбрал пару с зеркальными голубыми стеклами (в цвет машины, конечно). Я нервно протянул их к кассиру. Казалось, что время остановилось, пока кассир проводила карту и ждала одобрения транзакции, но, когда она вытащила чек из кассового аппарата и протянула мне для подписи, я понял, что все изменилось. Больше никаких банок с холодной фасолью. Больше никаких корн-догов по три штуки за доллар. Больше никаких армейских ужинов. (Консервированный тунец, перец, мука и тост. Фирменное блюдо Курта.) Я посмотрел на ресторан Benihana через новые очки, гордо сидящие на моем носу, который, впрочем, вскоре обгорит под палящим солнцем.
