Книга Рассказчик. Воспоминания барабанщика Nirvana и фронтмена Foo Fighters, страница 32. Автор книги Дэйв Грол

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Рассказчик. Воспоминания барабанщика Nirvana и фронтмена Foo Fighters»

Cтраница 32

«К черту, — подумал я. — Сегодня у нас будет пир…»

Ну, а все остальное, как говорится, уже история.

Загорелый, сытый и счастливый, я полетел обратно в Вирджинию после недели с мистером Рорком и Тату на Острове Фантазий [45], моего первого отпуска с детства, но с этой новообретенной финансовой свободой пришли и новые обязанности. Наконец-то случилось невообразимое. У меня были деньги. После того как я всю жизнь наблюдал, как мама, вкалывая на нескольких работах, считает каждый цент, наконец-то можно расслабиться. Все еще не осознавая масштабов, я продолжал экономить, поскольку мой отец (уже не отрекающийся от меня) вскоре предупредил меня: «Ты же понимаешь, что это ненадолго? Ты должен относиться к каждому чеку как к последнему». Это, пожалуй, лучший совет, который он или кто-то другой когда-либо давал мне. Хотя это и не помешало мне пойти прямиком в мотосалон и купить нам с Джимми одинаковые «Ямаха Ви-макс», это с самого начала вселило в меня страх банкротства, так что по большому счету моя жизнь оставалась примерно такой же.

По своему обыкновению мы разбежались в разные стороны. Крист вернулся в Сиэтл и купил теплый, удобный дом в районе Грин-Лейк к северу от города. Курт поехал в Лос-Анджелес и снял симпатичную квартирку в старом здании в Голливуде. Еще не готовый жить в Сиэтле на постоянной основе, я купил дом в нескольких кварталах от пляжа в Королле, Северная Каролина. Всего в нескольких часах езды от Северной Вирджинии, Внешние отмели были идеальным местом для инвестиции в недвижимость не только из-за их первозданной красоты, с высокими дюнами и дикими лошадьми, бегающими вдоль широких пляжей, но и из-за близости к дому, что означало — я могу разделить успех с мамой и сестрой.

НО, КАК ГОВОРИТСЯ, «БЕЗДЕЛЬЕ — МАТЬ ПОРОКОВ».

Каждый из нас жил своей новой отдельной жизнью, и мы снова отдалились друг от друга. Мы больше не теснились в фургонах или общих гостиничных номерах месяцами напролет — теперь мы могли спокойно жить так, как всегда мечтали, хорошо ли это было или плохо. Мы наблюдали, как мир вокруг меняется, преследуя нас на каждом углу вспышками фотокамер и беспорядками, но этот ураган безумия закончился, и теперь мы должны были создавать свою реальность. Поскольку я был безликим барабанщиком, мне посчастливилось ходить в толпе практически неузнанным. Меня редко останавливали на улице, и то обычно только для того, чтобы спросить: «Вы Дэйв Наварро?» Я как будто бы со стороны наблюдал за тем, как все это происходит с кем-то другим, наслаждаясь преимуществами успеха и ничем за него не расплачиваясь. Этого, конечно, нельзя сказать о Курте, чье лицо теперь было на каждой обложке журнала и в каждом выпуске новостей MTV. Его голос эхом разносился от каждой FM-радиостанции от побережья к побережью — это пожизненное заключение, к которому большинство совершенно не готово. Мы разошлись по своим углам, зализывая раны, и перевернули страницу того года, когда панк совершил прорыв.

До следующего тура оставалась уйма свободного времени, и я занимался серфингом в теплых водах Северной Каролины, навещал друзей в Вашингтоне, записывал примитивные песни в подвале с Барреттом Джонсом в Сиэтле, летал в Лос-Анджелес, чтобы встретиться со старыми друзьями Питом и Францем из Scream, которые остались там с того дня, как я присоединился к Nirvana. После распада Scream они начали новую жизнь (и новую группу Wool). То, что изначально задумывалось как неделя жизни на полу в маленьком домике в Долине, превратилось по крайней мере в месяц ежеутренних пробуждений от палящего летнего зноя. К полудню дом без кондиционера превращался в раскаленную печь для пиццы, поэтому единственное, что можно было сделать, чтобы спастись от жары, — это найти бассейн и провести день, купаясь в чужом оазисе, а это как раз по специальности моего приятеля Брайана Брауна.

Я с трепетом смотрел, как мы подъезжаем к дому на Сьело-драйв, понимая, что болезненное очарование, которое я когда-то испытывал к этому дому, теперь вот-вот встретится с жуткой реальностью пребывания в его проклятых стенах. Мы позвонили в звонок на воротах, заехали на подъездную дорожку, вышли из машины и увидели его — в точности как на всех фотографиях с места преступления, которые я рассматривал с юношеским любопытством. По спине пробежали мурашки. Мы подошли к входной двери — ТОЙ САМОЙ входной двери — и постучали. Нас провели внутрь, но мне не нужно было ничего показывать; я знал планировку, как если бы уже бывал там раньше. Я повернул за угол в гостиную, и меня охватила волна ужаса. Каменный камин, деревянные балки, маленький чердак… все точно так же, как в ту ужасную ночь 9 августа 1969 года. За исключением одного: в центре комнаты был большой пульт для звукозаписи.

Здесь записывались Nine Inch Nails.

Я не знал лично Nine Inch Nails, но видел их живые выступления. Я был поклонником индустриальной музыки: подростком слушал Throbbing Gristle, Psychic TV, Einstürzende Neubauten и Current 93. И первый альбом Nine Inch Nails, Pretty Hate Machine, пришелся мне весьма по душе. Неудивительно, что они выбрали дом Мэнсона для записи следующего альбома, учитывая их агрессивное электронно-напряженное звучание и мрачные тексты. Как бы чертовски странно это ни было, это место им идеально подходило, и некоторые из их самых мощных песен были записаны там — «March of the Pigs», «Hurt» и «Closer». Я всегда был твердо убежден в том, что среда, в которой вы записываетесь, определяет результат, и каждый раз, когда я слышу одну из этих песен, я убеждаюсь, что это правда. В этих треках были боль и отчаяние, безусловно наполненные неким потусторонним осмосом. Или болью и отчаянием Трента Резнора. Я плохо его знал, но он блестящий артист и прекрасный человек. Как и другой мой знакомый, блестящий артист и прекрасный человек, который использовал музыку, чтобы бороться с демонами в своей душе.

Через какое-то время пронзительная атмосфера определенно начала накладывать отпечаток на энергетику дома, и я стал чувствовать себя не очень комфортно. Мне было слишком знакомо ощущение темноты, хрупкости и боли, поэтому я поспешил в бассейн, не только чтобы спастись от жары, но и чтобы смыть то чувство, которое испытал, стоя в гостиной.

Темная сторона музыки всегда привлекала меня в плане звука, но я начал понимать — это не то, что характеризовало меня как личность. Музыка всегда была для меня светом и жизнью. Даже счастьем. Я хотел радоваться тому, что мы нашли выход из туннеля. Я хотел гордиться своей индивидуальностью. Я не хотел прятаться. Я мог понять, почему другие могут свернуть в противоположном направлении, возможно, возвращаясь к неразрешенным травмам, но в конце концов почувствовал, что освободился от своих, и это было прекрасно. Будь то песчаные дюны Северной Каролины или спокойствие сонного захолустья Вирджинии, мне нужно было обрести покой, и с этой новообретенной свободой, которую мне дал успех, я собирался потратить все свое время на его поиски.

Оставшееся время в Лос-Анджелесе я провел, катаясь по городу в арендованном белом «Фольксваген Кабриолет» (да, в то время я питал особую страсть к кабриолетам), плавая в чужих бассейнах, гуляя с друзьями и каждые несколько дней связываясь с авиакомпанией, чтобы поменять обратный билет в Сиэтл, продлевая пребывание на раскаленном полу в доме Пита, захватывая еще немножко лета, прежде чем отправиться обратно к серому северному небу. Думаю, в глубине души я знал, что меня там ждет.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация