Подходя к стойке придорожного мотеля в Финиксе, я хлопнул себя по заднему карману, как всегда делал, прежде чем вытащить свой любимый зеленый виниловый бумажник на липучке (как мы его в шутку называли, «Форт-Нокс»). Но на этот раз знакомого глухого звука не последовало. Карман был пуст. Мой кошелек пропал. Наверное, он был в грузовике. Я проверил подстаканники. Центральную консоль. Посмотрел под сиденьями. Заглянул в бардачок. Ничего. Пусто. Он исчез. Единственным местом, где мы останавливались в тот день, была заправка в Барстоу… БЛЯДЬ. Где еще я мог его оставить? А это 372,9 мили
[49] в обратном направлении! В том старом кошельке была вся моя жизнь. Права, кредитные карты, деньги на сигареты, медиатор Даймбэга Даррелла… Мне конец.
К счастью, Тейлор спас положение и заплатил за наш номер, пока я звонил своему бухгалтеру в Сиэтле и пытался организовать отправку новых карточек в наш следующий мотель. Но мы были упорны. Ничто, буквально НИЧТО не могло помешать нам добраться до Clubhouse.
Любой, кто знаком с географией Америки, знает, что Даллас находится не то чтобы «на пути» в Вирджинию из Лос-Анджелеса. Нет. Это крюк в добрых 200 миль, если вы планируете ехать по I-40. Но сердцу не прикажешь — что такое лишняя пара сотен миль по сравнению с историями, которые мы будем рассказывать старым друзьям в Спрингфилде? Истории, от которых даже у Дэвида Ли Рота встали бы волосы дыбом… рассказы о таком, что даже Кита Ричардса заставило бы заткнуть уши от отвращения… да даже Лемми, возможно, выдавит улыбку…
После обеда с родственниками Тейлора в настоящем техасском придорожном стейк-хаусе мы были готовы. Мы запрыгнули в «Тахо» и немного проехали за город до Clubhouse. Вообще, возможно, мы доплыли туда на радужной волне блестящих единорогов, но, может быть, это всего лишь мой романтический ревизионизм (он иногда просыпается). Тем не менее это действительно происходило. Долгие месяцы мы просыпались каждое утро, считая минуты до момента, когда мы зайдем в неоново-черный свет дворца Pantera, пахнущий пивом и персиковым гелем для душа, а диджей будет ставить олдскульных Scorpions, и мы найдем столик, за которым будут сидеть Pantera, только и ждущие возможности дать нам пять в стиле Pearl Jam. У меня в голове это была знаменитая сцена в ресторане из «Славных парней», только под кислотой. И это должно было вот-вот произойти.
«Ваше удостоверение личности, пожалуйста».
Охранник стоял со светящимся в темноте штампом в руках, ожидая, что я, как и все до меня, ударю привычным жестом по заднему карману и вытащу свой верный Форт-Нокс. Я посмотрел на Тейлора широко раскрытыми от ужаса глазами. Он в панике смотрел на меня. Кровь схлынула с моего лица, на глаза навернулись слезы, и я задрожал от страха. Я пробормотал единственное, что мог выговорить: «Б-б-б-б-б-б-барстоу… Я потерял бумажник в Барстоу, сэр». Тишина. Охранник усмехнулся, и я услышал слова, которых боялся больше, чем саму смерть с косой: «Прости, приятель. Не могу пустить тебя без удостоверения личности». Тейлор прыгал и умолял: «Но, но, но… мы дружим с Pantera!» Охранник поднял свои холодные мертвые глаза и прорычал: «ВСЕ дружат с Pantera. Прости».
Вот и все. Три дня, почти 1500 миль и мечты растоптаны, как бычок от Parliament Light, на парковке в пригороде Далласа. Не буду преуменьшать — это реально разбило мне сердце. Еще парочка не отвеченных звонков с огромного мобильника, еще парочка сигарет на парковке, и мы медленно забрались обратно в «Тахо», опустив головы, с разбитыми сердцами, полностью раздавленные. Не будет тусовки с нашими дружками из Pantera. Я знал, что Тейлор никогда мне этого не простит.
И ВСКОРЕ Я ОТПРАВИЛСЯ В СТОРОНУ ДОМА.
Десять лет спустя в Окснарде, штат Калифорния, я покупал солнцезащитные очки со своей дочкой Вайолет в местном магазине для серфинга, и, когда мы подошли к кассе, милая девушка за стойкой поприветствовала меня и начала пробивать покупки. Она подняла глаза, на мгновение остановилась, прищурилась и спросила: «Вы Дэйв Грол?» «Да», — сказал я с улыбкой. Все еще щурясь, она спросила: «Вы теряли кошелек в Барстоу в 1998 году?»
Быть. Того. На хрен. Не может.
«ДА!!!!!!!!!!» — ошарашенно ответил я. Она засмеялась и сказала: «Это была заправка моих родителей. У них до сих пор лежит ваш бумажник».
Я давно перестал пытаться понять, что такое судьба, но, похоже, тупая удача — моя специальность. Удивительно, но вскоре после этого мой кошелек вернули мне в целости и сохранности, и, словно капсула времени, похороненная на долгие годы, он все еще был наполнен памятными вещами того славного периода моей жизни, когда я был молод, свободен и готов начать все заново.
И, да, внутри были даже мои старые водительские права.
Когда через неделю мы приехали в Вирджинию, немытые и со звоном в ушах от бесконечного классического рока, я вошел в свой новый дом и сразу почувствовал себя дома, всего в нескольких кварталах от старой квартиры отца, куда я ходил пешком каждый вторник и четверг после католической школы, и недалеко от дома матери. Это было возвращение в то место, которое сделало меня тем, кто я есть, и, в отличие от Сиэтла или Лос-Анджелеса, я чувствовал себя своим. Я больше не был ни бродягой, спящим на диване в доме незнакомца, ни гостем. Я вернулся домой. Как будто никогда не уезжал, тем более что теперь я жил в одном доме со своим старым другом Джимми Суонсоном.
Мы с Джимми были неразлучны с шестого класса. Словно сиамские близнецы, мы шли по жизни рядом, и каждый формирующий нас жизненный опыт одного обязательно отражался в другом. Как братья, мы все открывали вместе, и не проходило и дня, чтобы мы не виделись. Джимми был на год меня старше, высокий, нордического типа, с голубыми глазами, скрытыми за идеально профилированными грязными светлыми волосами, которые он всегда расчесывал пластиковой расческой, постоянно лежавшей в заднем кармане. Рокер на все сто. Всю жизнь бунтарь. С вайбом «Хэви-метал парковки», только без налета иронии. Он был реально крутым. Куда бы Джимми ни шел, я шел за ним, потому что в глубине души хотел быть таким же, как он. Мы с ним были не из тех парней, которых выбирают королями на выпускном, поэтому мы создали свой собственный мирок и ютились перед бумбоксом в его спальне, вместе открывая для себя метал, панк-рок и травку, сближаясь до такой степени, что для общения нам не нужны были слова — мы могли просто положиться на свое шестое чувство. Это было очень важно, потому что Джимми сильно заикался, что влияло на него в социальном плане на протяжении всей жизни, поэтому он предпочитал оставаться в очень узком кругу друзей. Всегда очень добрый, всегда очень вежливый, он был рыцарем в поношенной джинсе и давал мне такое же чувство «дома», как и дом, в котором я вырос. Итак, поскольку мы были вместе всю жизнь, логично, что я решил разделить с ним этот новый дом. Хотя мы никогда не теряли связи (Джимми на протяжении многих лет гастролировал с Nirvana и Foo Fighters), прошло много времени с тех пор, как мы могли сказать: «Эй, чувак, я буду через пять минут…» — и провести день вместе в нашем маленьком мирке, поэтому возвращение к этому было похоже на возвращение к себе, столь необходимое воссоединение.
