Судья решил наказать меня по всей строгости. К счастью, мне удалось избежать тюремного заключения или общественных работ, но технически это была судимость, поэтому я заплатил штраф (меньше, чем стоил костюм!) и теперь пожизненно считаюсь преступником в их стране, так что по сей день должен ставить галочку в маленьком квадратике рядом с надписью: «БЫЛИ ЛИ ВЫ КОГДА-НИБУДЬ ОСУЖДЕНЫ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЕ В АВСТРАЛИИ?» И каждый раз, когда я передаю сотруднику иммиграционной службы свою форму, они щелкают маленьким переключателем под столом, который загорается красным светом, сигнализируя их начальнику прийти им на помощь. И каждый раз, когда я объясняю свое преступление этому начальнику, они смеются и говорят: «А, точно! Я это помню!»
Я ЛЕГКО ОТДЕЛАЛСЯ, НАВЕРНОЕ. МОЕ НАСТОЯЩЕЕ НАКАЗАНИЕ? ПОЗОР НА ВСЮ ЖИЗНЬ.
Если бы только я использовал свои экстрасенсорные способности той ночью на шоссе, дрожа в толстовке под дождем, медленно приближаясь к пункту проверки на трезвость, мне не пришлось бы отвечать за это постыдное преступление долгие годы. Я заплатил за это недорого… Но после той встречи с экстрасенсом в Сиднее иногда смотрю вниз, чтобы увидеть ту мощную голубую ауру, которая вроде как исходит от моих мозолистых рук, и задумываюсь, поможет ли она мне когда-нибудь. Хотя, даже со всеми своими предполагаемыми суперспособностями, я все равно всегда выберу, чтобы жизнь шла своим чередом. Ведь жизнь — это путешествие, куда лучше отправляться без карты, в которую можно подсмотреть, когда заблудишься.
Жизнь набирала обороты
«Сколько вам лет?» — слегка озадаченно спросил меня врач.
«Мне сорок», — нервно ответил я.
«И на что вы жалуетесь?» — поинтересовался он.
«У меня боль в груди, и мне кажется, что я умираю, черт возьми!» — выпалил я в панике.
Мы сидели перед мониторами с результатами компьютерной томографии в Седарс-Синайском медицинском центре в Лос-Анджелесе, где я только что полчаса лежал совершенно неподвижно в вызывающей приступ клаустрофобии трубе. Врач рассматривал размытые цифровые изображения на экране, пытаясь найти какие-то тромбы или отложения в артериях и камерах моего напряженного сердца. Я сидел рядом с ним, нервно потирая вспотевшие руки, с тревогой ожидая смертельного диагноза, пока он минуту или две внимательно изучал, казалось бы, совершенно нечитаемые черно-белые картинки, а затем откинулся на спинку стула.
«Хммм… Не вижу ничего примечательного… Вы нервничали в последнее время?»
«Если бы он только знал!» — подумал я. Я чуть не упал со стула от смеха после его вопроса, но взял себя в руки:
«Эээ, да… Немного», — вежливо ответил я и усмехнулся.
«Вы достаточно спите?»
«Ну, может, часа три-четыре за ночь», — осторожно ответил я, хотя, по правде говоря, даже это преувеличение.
Он задал еще один вопрос: «Вы пьете много кофе?» Бинго!
«А что вы имеете в виду под много кофе?..» — спросил я, зная, что количество потребляемого мной кофеина, вероятно, заставит Хуана Вальдеса
[57] схватить своего осла и бежать в горы Колумбии. Стыдно признаться, сколько кофе я пью за день. Я опасался, что врач поместит меня прямиком в психушку и отправит в смирительной рубашке на ближайшее собрание Анонимных Кофеманов. Недавно я осознал эту зависимость, поняв, что, возможно, пять кувшинов кофе в день — немного перебор, но до сих пор я не осознавал последствий. К сожалению, я такой человек. Я никогда не могу остановиться. Не просто так я до сих пор никогда не употреблял кокаин: в глубине души я знаю, что, если бы я употреблял кокаин так же, как пью кофе, я бы уже каждое утро сосал члены на автобусной остановке за пару граммов.
Кофе. Даже когда я просто пишу это слово, я уже хочу его выпить. Горячий, холодный, спешалти, кофе с заправки, свежесваренный, гуща на донышке, растворимый, из френч-пресса… скажем так, я не гурман, мне просто нужен эффект. Я максимально далек от того, чтобы быть кофейным снобом (этот претенциозный культ внушает мне отвращение), поэтому я выпью все, что окажется в пределах досягаемости. От Dunkin’ Donuts до самых дорогих в мире бобов, которые собирают из навоза диких циветт в Юго-Восточной Азии, — я пил все виды, и пью я его по одной и только одной причине: чтобы получить кайф.
Но в тот день в больницу меня отправил не только кофе. Жизнь набирала обороты.
2009 год был знаменательным. Все началось с вечеринки по случаю моего сорокалетия, проходившей в тематическом средневековом ресторане Medieval Times в Анахайме, штат Калифорния, гигантском манеже для лошадей, где вы смотрите, как фальшивые рыцари с фальшивым английским акцентом соревнуются, пока вы голыми руками едите жирные индюшачьи ножки и пьете пиво из сверкающих кубков. Навсегда увековеченное в величайшем фильме Джима Керри «Кабельщик», это место отлично подходит для самого абсурдного, уморительно веселого и совершенно неловкого обеда, но, очевидно, не для того, чтобы взрослый мужчина праздновал там очередной день рождения, чего я не осознавал, пока голос фальшивого короля не прогремел на весь зал с несколькими объявлениями: «Дамы и господа, сегодня у нас несколько дней рождения! Эдди исполняется семь лет! Томми исполняется десять! И Дэйву исполняется… сорок???»
Как и всегда, я упиваюсь абсурдностью всего этого и наслаждаюсь каждым странным моментом, так что может быть лучше, чем собрать 150 моих самых близких друзей в секции «Синий рыцарь», пьяно подбадривающих благородного рыцаря, моля о кровожадном убийстве. И разве может быть лучший момент для создания группы, ведь именно в этот вечер я представил басиста Led Zeppelin, Джона Пола Джонса, своему старому другу Джошу Хомму, чтобы начать наш новый, совершенно секретный проект Them Crooked Vultures.
Я познакомился с Джошем в начале 90-х, когда он играл на гитаре в одной из моих любимых групп всех времен, Kyuss. Впоследствии мы много лет вместе гастролировали по миру с его группой Queens of the Stone Age, к которой я даже на какое-то время присоединился, участвуя в записи их альбома Songs for the Deaf и сыграв с ними одни из самых ярких концертов за всю мою жизнь. У Джоша есть какая-то удивительная магическая способность, действительно одна на миллион, и всякий раз, когда мы играли вместе, результат всегда был гипнотический, музыка без усилий перетекала, никогда не теряя своего плотного узора. На сцене мы импровизировали, как старые друзья, которые заканчивают друг за друга фразы, часто истерически смеясь за спиной публики над нашими музыкальными внутренними шутками. По сути, это был союз, заключенный на небесах, и мы использовали любую возможность играть вместе.
Время от времени мы говорили о стороннем проекте, обычно когда были измотаны ответственностью и обязательствами на нашей основной работе или когда наши группы пересекались в туре. Мы сидели и фантазировали за кулисами о чем-то странном, свободном и веселом за сигаретами и литрами коктейлей. Джош тоже барабанщик, так что мы с ним могли легко переключаться между собой, меняясь инструментами и стараясь уйти как можно дальше от звучания Queens of the Stone Age и Foo Fighters. Мы знали, что это успех, и после полутора лет гастролей и игры «Learn to Fly» каждый гребаный день мечты о чем-то веселом были очень необходимы, чтобы удержать меня от того, чтобы бросить музыку и стать наконец посредственным кровельщиком, которым мне суждено было стать.
