Наш тихий маленький столик теперь переместился в отдельную комнату, достаточно большую, чтобы удобно разместить растущее число гостей, давая при этом возможность схватить кого-то рядом с собой и пуститься в пляс пьяном угаре. Я с нетерпением ждал выражения лиц гостей, когда оркестр войдет в комнату, надеясь, что они почувствуют то же, что и я, когда впервые присоединился ко «второй линии» в Новом Орлеане. Чувство общности и любви. Совершенно разные люди, объединенные ритмом и радостью жизни, следовали за музыкой, куда бы она ни вела. Я помню, как танцевал по улице в свой первый день в Новом Орлеане, бок о бок с незнакомыми людьми, которые подпрыгивали в такт музыке, улыбаясь друг другу, когда увидел знакомое лицо, Бена Джаффе, стоявшего на крыше автомобиля вдалеке. Мы только недавно познакомились, но он спрыгнул, крепко обнял меня, повернулся к мужчине, продающему пиво и вино из холодильника на колесах, и купил нам выпивки. Розовое вино Sutter Home еще никогда не было таким вкусным в одиннадцать утра. Он сразу стал мне братом на всю жизнь.
Как только церемония «Грэмми» закончилась, мы с Джордин помчались в ресторан, чтобы быть там раньше остальных и успеть подготовить этот эпичный вечер. Наш сюрприз в целом оставался в секрете, хотя Пол откуда-то об этом узнал (конечно же, потому что он всезнающий, всевидящий, всеведущий и всемогущий Пол Маккартни). Оказывается, у Пола на самом деле была своя история с Preservation Hall, которая восходит к его временам в Wings, когда он записывался в студии местной звезды Аллена Туссена и ходил в Preservation Hall потусить. «Некоторое время он был там завсегдатаем», — говорил мне Бен.
Умирая от волнения, я не выпускал из рук телефон, чтобы, убедившись, что все готово, дать отмашку оркестру.
Комната начала заполняться знакомыми лицами тех, кого я люблю больше всех на свете. Моя мама, мои друзья, Пол… а потом вот и они… сами AC/DC.
Если честно, однажды я уже встречался с вокалистом Брайаном Джонсоном, хотя и очень недолго, в баре отеля в Валенсии, Испания, в выходной день после нашего тура Foo Fighters в 1996 году. Вернувшись в отель после долгой поездки в свой выходной, мы высыпали из автобуса и заметили группку фанатов, ждущих автограф перед входом, со стопками фотографий и журналов на подпись. Привычное дело для любой гастролирующей группы, но когда мы подошли ближе, то заметили, что они с ног до головы были в символике AC/DC и не имели ни малейшего представления о том, кто мы такие. «Ребята, вы, наверное, обожаете AC/DC!» — пошутил я, когда мы проходили мимо, и с сильным испанским акцентом они объяснили нам, что AC/DC остановились в нашем отеле, потому что в тот день они должны были выступать на местной арене для корриды Пласа-де-Торос-де-лас-Вентас, что по удачному стечению обстоятельств совпало с нашим редким выходным. Вне себя от волнения, я помчался в свою комнату и позвонил тур-менеджеру, требуя, чтобы мы все срочно достали билеты на этот концерт — мой первый концерт AC/DC. Было сделано несколько телефонных звонков, и нам удалось набрать достаточно проходок для всех. Мы созвонились друг с другом и договорились встретиться в баре отеля, чтобы выпить перед концертом пару коктейлей.
Пока мы стояли в баре отеля, потягивая напитки, в шикарный зал небрежно вошел мужчина в черных джинсах, черной футболке и кепке и, заказав себе напиток, в одиночестве сел за барный стул. Ошеломленные, мы замолчали, так как это был не кто иной, как Брайан Джонсон, человек, который пел в «Have a Drink on Me» AC/DC из их культового альбома Back in Black. Когда бармен подал ему бокал, Брайан повернулся к нам и, подмигнув и улыбнувшись, поднял стакан, сказав только одно: «Парни!»
Мы все подняли бокалы в ответ, осознавая поэтику этого прекрасного момента. Я почти уверен, что он перепутал нас со своей дорожной командой, но, как бы то ни было, я был на седьмом небе от счастья.
Той ночью я наконец-то увидел AC/DC, в которых влюбился, еще будучи одиннадцатилетним задротом, обожающим рок. Энергия, которую они продемонстрировали на сцене, была именно тем, что я от них ждал. Ангус Янг бегал на бешеной скорости по огромной сцене, усыпанной пиротехникой и взрывающимися пушками. Переполненный зал только добавлял зрелищности, во всю глотку подпевая не только каждому слову, но и каждой гитарной партии, подпрыгивая накатывающей человеческой волной в ритме песни. Это что-то невероятное.
Того, что все эти знакомые музыканты собрались на нашей разношерстной вечеринке после вручения «Грэмми», уже было для меня достаточно, чтобы умереть счастливым человеком, но знать, что скоро произойдет, было еще лучше. Я никак не мог отплатить собравшимся за нашим столом музыкальным легендам за все те годы вдохновения, что они мне подарили. Но, если я хотя бы мог заставить их улыбаться, танцевать и чувствовать радость музыки так же, как они всю жизнь делали это для меня, я мог оплатить, по крайней мере, какую-то небольшую часть своего долга.
За столом становилось все громче, и я, проверив телефон, увидел сообщение от Бена: «Мы в своем фургоне, одеты и готовы!» Время пришло. «Вперед!» — написал я трясущимися руками и занял свое место у окна, ожидая увидеть оркестр в своих фирменных черных костюмах и галстуках, танцующий вдоль дороги к ресторану. Несколько секунд спустя я услышал вдалеке слабый, но хорошо знакомый звук новоорлеанского свинга, и, когда они завернули за угол и я увидел, как они, пританцовывая, подходят к входной двери, у меня побежали мурашки. Через несколько секунд ресторан наполнился оглушительным грохотом медных духовых, когда они протискивались сквозь столики с изумленными посетителями. Разговоры в нашей маленькой группе прекратились. Все пытались понять, что, черт возьми, происходит за стеной, а затем… они вошли. Джаз-оркестр Preservation Hall ворвался к нам и занял место в центре зала в окружении изумленных лиц наших гостей. Звуки валторны раздавались всего в паре метров от нас, заставляя дрожать наши барабанные перепонки. Как только первоначальный шок прошел, наш маленький зал превратился танцпол, и все поставили свои напитки и пустились в пляс. В этот момент вся претенциозность рок-н-ролла исчезла, и осталась только чистая радость. В какой-то момент, когда мы танцевали, Брайан Джонсон повернулся ко мне и с широкой улыбкой прокричал: «ЭТО ПРОСТО ОХЕРЕННО!!»
Моя работа здесь была выполнена.
Ночь продолжилась музыкой, напитками и весельем. Это было тоже своего рода воссоединением: Пол и Бен вспоминали о времени, когда много лет назад Пол был в Новом Орлеане, и о его дружбе с покойным отцом Бена, что, несомненно, так много значило для Бена. В какой-то момент Пол схватил трубу и начал играть «When the Saints Go Marching In», и, конечно же, все присоединились и начали подыгрывать. Пол повернулся к Бену и сказал: «Моим первым инструментом была труба! Потом мама купила мне гитару, и… Дальше вы и сами знаете…»
Да. Мы все, конечно, знали, что было дальше.
Мы веселились до рассвета, и, как бы мы ни хотели, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, пришло время вернуться в реальность, место, которое казалось таким далеким после такого волшебного вечера. Я БЫЛ ИСТОЩЕН — НЕ ФИЗИЧЕСКИ, НО МОЯ ДУША ТОЛЬКО ЧТО ПРОБЕЖАЛА ТРИАТЛОН ИЗ ЭМОЦИЙ, НОСТАЛЬГИИ И НЕУГАСИМОЙ ЛЮБВИ К МУЗЫКЕ. Трудно выразить словами мою веру в музыку. Для меня это бог. Божественная тайна, в силу которой я всегда буду безоговорочно верить. И именно такие моменты укрепляют мою веру.
