Люди по своей природе охотники, но по сравнению с другими хищниками того же размера мы очень плохо вооружены. У нас бесполезные когти, маленькие зубы, слабые челюсти и несильные руки по сравнению с нашими двоюродными братьями — шимпанзе. Но у нас непревзойденные метательные способности, и мы способны убивать на расстоянии камнями, копьями, пращами и луками. Удачной охота бывает, когда охотники объединяются в группу. И тем не менее охота очень часто бывает неудачной, и даже когда случается крупная добыча, ее может быть слишком много, чтобы небольшая группа могла съесть ее одна. Поэтому выгодно делиться добычей, приглашая на пиршество соседей, чтобы они в ответ накормили вас в будущем. Риски также разделяются, чтобы снижать опасность охоты. Таким образом, человеческое поведение эволюционировало в сторону собирания в организованные группы, поскольку совместная деятельность жизненно важна для успешной охоты. Общение в форме речи, возможно, началось с простых команд, используемых на охоте («Стой! Тссс! Давай!»).
В 2012 году американский антрополог Кристофер Бём проанализировал культуру пятидесяти современных сообществ охотников-собирателей
[459]. У них у всех есть социальные правила, практически законы, направленные на предотвращение эгоизма, издевательств, воровства и чрезмерных льгот для близких родственников и друзей. Наказания включают публичное унижение, выговор, насмешки, позор, изгнание из племени и даже смерть. Причем изгнание часто означает фактически смертный приговор, поскольку у людей, живущих в одиночку в опасной среде, мало шансов на долгосрочное выживание. Коллективное поведение отбиралось на протяжении тысяч поколений, так что чувство справедливости и честности — часть того, что делает нас людьми. Действительно, мы сурово наказываем себя за плохое поведение, испытывая стыд и вину. Эти эмоции могут быть настолько сильными, что могут даже довести нас до самоубийства.
Для понимания образа жизни охотников-собирателей необходима оценка вероятности того, что она закончится насильственной смертью
[460]. В опросе двадцати семи негосударственных сообществ в современном мире, проведенном Максом Розером на веб-сайте Our World in Data (Наш мир в данных)
[461], процент смертей от насилия колеблется от 4 до 56 %, при этом типичным показателем становится примерно 25 %. Первое место занимает народ ваорани в тропических лесах Амазонки в Эквадоре, который до последних нескольких десятилетий проводил политику уничтожения всех чужаков. Самыми миролюбивыми оказываются жители аборигенного народа анбара на севере Австралии, где «всего» 4 % людей погибают от насилия. Возможно, эта ситуация отражает что-то особенное в современных охотниках-собирателях, которым нужно насилие, чтобы выжить? Сравним с археологическими данными. В двадцати шести археологических отчетах о таких сообществах за последние 14 000 лет показатели насильственной смертности варьируются от 0 до 60 %, в среднем 16 %, что вполне сопоставимо с современными негосударственными сообществами. На скелетах периода палеолита часто обнаруживаются свидетельства насильственной смерти, такие как наконечники стрел, вонзенные в кости, или смертельные травмы головы от оружия. Исследования современных мобильных групп собирателей показывают, что большинство случаев агрессии со смертельным исходом, по-видимому, бывают результатом стычек один на один, а не столкновениями между группами, такими как резня на озере Туркана
[462]. Тем не менее антропологические исследования традиционных негосударственных сообществ, например обитателей высокогорных районов Новой Гвинеи, подтверждают, что небольшие конфликты нередки и часто перерастают в массовое убийство побежденной группы
[463]. При этом наилучшие шансы на выживание имеют молодые женщины фертильного возраста.
Кочевые охотники-собиратели жили небольшими сообществами, возможно не превышавшими по численности нескольких сотен человек. Люди в таких сообществах общались каждый день и очень хорошо друг друга знали. Поэтому социальные правила для обеспечения адекватного поведения хорошо работали в таких маленьких сообществах. Однако они начинали нарушаться, когда численность сообщества возрастала. К 3000 году до н. э. шумерский город Урук был крупнейшим в мире с населением около 40 000 человек. Такие наказания, как публичное порицание и изгнание, могут сработать в группе из ста человек, но в таком большом городе они менее эффективны, поскольку обвиняемый всегда имеет возможность просто перейти в новую группу друзей и коллег в том же сообществе. Поэтому требовалось выработать новую систему.
Одно из наших лучших изобретений — письменность, превращающая устную речь в символы, которые мы создаем, храним и разделяем друг с другом. Письменность была независимо изобретена по меньшей мере трижды — на Ближнем Востоке, в Китае и Центральной Америке. Древнейшая письменность пришла с Ближнего Востока, как и многие другие изобретения. Письменность была сначала изобретена древними бухгалтерами для ведения торговли, а позже ее стали использовать в надписях, для записи религиозных текстов, стихов, легенд и сказаний о деяниях правителей. Вскоре после этого были записаны первые кодексы законов. Самый ранний юридический кодекс, о котором мы знаем, назван в честь шумерского царя Ур-Намму и датируется примерно 2100 годом до н. э. Более всеобъемлющим правовым кодексом считаются законы вавилонского царя Хаммурапи, обнаруженные на территории современного Ирака в 1901 году. Они высечены на огромной каменной стеле от имени царя Хаммурапи и явно предназначены для всеобщего обозрения. Сейчас стела выставлена в парижском Лувре. Вверху изображен царь, получающий закон от бога Шамаша. Под ним находится весь юридический кодекс, высеченный в камне на плите высотой 2,25 метра на аккадском языке.
Всего кодекс содержал 282 закона
[464]. Этого было достаточно, чтобы управлять целой империей. (Хочу отметить, что США добавляют около 40 000 новых законов в год, и никто на самом деле не уверен, сколько всего законов существует
[465].) Все законы Хаммурапи написаны в форме: ЕСЛИ вы совершите этот проступок, ТО вот как вы будете наказаны.
