– Почему ты сидишь в снегу? – Тринадцатый принц поспешил помочь мне подняться, с сомнением глядя на четвертого принца.
Четвертый принц невозмутимо позволил распрямиться двум евнухам, принесшим скамью. Затем они усадили меня на нее, и тринадцатый принц распорядился отнести меня домой, после чего сразу сходить за придворным лекарем. Мне же он велел побыстрее выздороветь.
Я украдкой взглянула на четвертого принца. Тот с равнодушием смотрел на возню евнухов и тринадцатого принца и даже не глядел в мою сторону. Когда евнухи подняли скамью и пронесли ее мимо четвертого и тринадцатого, я воспользовалась тем, что четвертый был не готов, и с силой метнула снежный шарик, что так долго сжимала в руке. Конечно, мне очень хотелось швырнуть его в лицо принцу, но на такое я не отважилась. Снег запятнал принца, и мне удалось хоть немного погасить свою злость.
Тринадцатый принц за моей спиной сперва удивленно вскрикнул, а затем расхохотался. Не удержавшись, я чуть повернула голову, наблюдая за тем, как тринадцатый принц хохочет, глядя на комья снега, прилипшие к одежде четвертого, а тот смотрит на меня с искорками веселья в глазах. Наши взгляды встретились, и в растерянности я поспешила отвернуться.
Гнев сошел на нет, и боль в ноге тут же стала чувствоваться гораздо острее, хотя сердцу все равно было больнее. Отныне мы чужие друг другу… Там, в степях, я много раз представляла себе, как произнесу эти слова, но надежда еще тлела во мне, и я даже не думала, что все действительно так обернется. Я думала, что если отброшу свое упрямство и стерплю неловкость от того, что две сестры будут женами одного мужчины, то смогу угодить ему и, возможно, удержать его рядом с собой. Однако этого не произошло. Он не мог остаться со мной.
Глава 16
Уносит теченье воды опавших цветов лепестки
Из-за травмы в ноге я не могла ходить, поэтому все заботы легли на плечи Юйтань. Каждый день она разжигала для меня жаровню, приносила еду и все необходимое и только после этого приступала к своим делам.
Страдая не столько от боли в ноге, сколько душой, я вообще не желала шевелиться. Я могла днями напролет сидеть в полной неподвижности, наблюдая, как клубится над жаровней легкий дымок. Я могла часами смотреть в книгу, ни разу не перевернув страницу. Я часто садилась к столу, желая попрактиковаться в каллиграфии, но стоило мне натереть полную тушечницу туши, как желание браться за кисть тут же пропадало.
По словам Юйтань, восьмой принц простудился и не являлся ко двору. При этих словах мое сердце пронзила боль. Еда во рту показалась тверже чугуна и комом застряла в горле, так что мне пришлось отложить палочки. Выходит, даже самым острым мечом нельзя взять и в одночасье отрубить все прошлые привязанности.
Интересно, он простудился в тот самый день или позже? Замерз, бродя по снегу? Серьезно ли он болен?
Я продолжала твердить себе о том, что меня это больше не касается, но все равно ловила себя на том, что то и дело ненароком начинаю думать о нем.
Я сидела на постели, подложив под голову подушку, и бездумно глядела в стену. Вдруг дверь с громким стуком распахнулась от мощного толчка. Я в испуге выпрямилась и увидела четырнадцатого брата, застывшего на пороге с ледяным выражением лица. Не отрывая от меня взгляда, он медленным шагом приблизился. Тяжело вздохнув про себя, я снова откинулась на подушку, упорно глядя в пол.
Остановившись у кровати, принц резко схватил меня за руку и потянул. Я была вынуждена снова сесть прямо, но глаз так и не подняла.
– Что произошло? – ледяным тоном поинтересовался он. – Почему?
Он сильнее стиснул пальцы, до боли сжимая мне РУКУ.
– Отпусти меня, – подняв голову, спокойно сказала я.
– Совершенно невозмутима, видимо, твое сердце совсем не мучается? – криво усмехнулся принц. – Или же у тебя никогда и не было сердца?
Это у меня нет сердца? О, хотела бы я, чтобы у меня действительно его не было! Я протянула было руку, чтобы разжать его пальцы, но он еще сильнее сдавил мое предплечье. Я тихо охнула и, не выдержав, вскрикнула:
– Мне больно, отпусти!
– Похоже, ты все-таки чувствуешь боль. Может быть, так ты сможешь почувствовать боль другого человека? Лучше вовсе не обретать, чем обрести и потом потерять – боль будет слишком сильна. Зачем ты сначала согласилась? Ты понимаешь, с кем играешь? Неужели ты так жестока или же просто легкомысленна?
Произнося это, он все крепче стискивал пальцы.
– Отпусти, слышишь? – кричала я, колотя его по руке. – Я говорю тебе – пусти! Кто ты такой, чтобы лезть в мои дела?
– Кто я такой? – хмыкнул он. – Сегодня мы все окончательно проясним. Если у тебя есть причина, то мы поговорим; если же ты ничего не сможешь мне сказать, то я сперва хорошенько приведу тебя в чувство, и там посмотрим, могу я лезть в твои дела или нет.
Я разозлилась, понимая, что, в конце концов, он – господин, в то время как я не более чем прислуга. Последние несколько дней я безостановочно горевала, но старалась держаться; а сейчас во мне кипел гнев, мне было больно, и я больше не могла сдерживаться. Из глаз полились слезы, и я кричала, изо всех сил ударяя его по руке:
– Отпусти, отпусти!
Мы начали бороться, но тут чей-то холодный голос позвал:
– Четырнадцатый брат.
С глазами, полными слез, я оглянулась и увидела стоявших в дверях тринадцатого и четвертого принцев. На лице тринадцатого застыло крайнее удивление, в то время как четвертый молча глядел на четырнадцатого со своим обычным бесстрастным выражением.
Тринадцатый принц внезапно улыбнулся и, шагнув к нам, спросил:
– Четырнадцатый брат, какую пьесу вы репетируете? Вероятно, мы пришли не вовремя.
Я попыталась выдернуть руку, но не смогла: хотя четырнадцатый принц и ослабил хватку, он по-прежнему продолжал цепко держать меня, равнодушно глядя на тринадцатого принца. Тот смотрел на четырнадцатого, расплываясь в улыбке, затем искоса взглянул на мою руку, зажатую в его пальцах, и вновь с некоторым подозрением – ему в лицо.
Четвертый принц неторопливо вошел в комнату и равнодушно сообщил:
– Мы только что были у матушки, она очень скучает по тебе. Если ты свободен, сходи навестить ее.
Напоследок еще раз стиснув мою руку, четырнадцатый принц разжал пальцы, и я тут же принялась растирать предплечье. Принц нагнулся и прижался к моему лбу своим и, сверля меня взглядом, с улыбкой сказал:
– Через несколько дней, когда выдастся свободная минутка, я снова зайду к тебе.
Больше не глядя на меня, злую и испуганную, он, улыбаясь, кивнул четвертому и тринадцатому принцам и быстрым шагом покинул комнату.
