Внезапно рядом раздался топот копыт. Открыв глаза, я повернула голову на звук и увидела восьмого принца, который, подстегивая лошадь, приближался ко мне. Улыбка тут же сошла с моего лица. Я торопливо села прямо и поприветствовала его поклоном:
– У вашей покорной служанки еще есть дела. Если у господина бэйлэ нет никаких поручений, прошу разрешения откланяться.
– Сейчас на склоне холма я некоторое время наблюдал за тобой, – негромко сказал восьмой принц, глядя на меня в упор. – Уже очень давно я не видел тебя такой счастливой.
Не зная, что на это ответить, я опустила голову, храня молчание. Принц устремил взгляд куда-то вдаль и холодно спросил:
– Ты действительно разлюбила?
Сердце кольнуло болью, но я спокойно ответила:
– Разлюбила.
– Ты полюбила другого?
Я знала, что он все понял не так, но решила – и пусть.
– Нет, – ответила я равнодушно.
Некоторое время он, наклонив голову, разглядывал меня, а затем произнес:
– Через три года ты войдешь в возраст, когда сможешь покинуть дворец. Неужели ты согласна с тем, что царственный отец выдаст тебя замуж?
– Когда это произойдет, тогда и буду беспокоиться, – не задумываясь сказала я. – От меня ничего не зависит, так к чему много думать?
С этими словами я поклонилась и попросила разрешения удалиться. Восьмой принц с холодной усмешкой кивнул мне и махнул рукой, позволив идти. Взметнув нагайку, я разок подстегнула коня и умчалась.
Я отъехала совсем недалеко, когда на склоне холма вдруг заметила четырнадцатого принца верхом на лошади, глядевшего в мою сторону. Я подумала, что если подъеду к нему сейчас, то он наверняка накричит на меня – в конце концов, его нрав мне был хорошо известен. Поэтому я притворилась, что не заметила его, и поскакала обратно в лагерь.
Отведя лошадь в конюшню, я медленно побрела к своему шатру. Сердце разъедала невыразимая горечь. Я молча шла, опустив голову, как вдруг услышала:
– Жоси, о чем задумалась?
Я подняла глаза и увидела молодого господина Хэшу с наследным принцем, что, посмеиваясь, стояли неподалеку. Торопливо отвесив поклон, я поприветствовала их.
Не знаю, из-за Миньминь или из-за той нефритовой подвески, но Хэшу относился ко мне совсем не так, как к другим. Он звал меня просто по имени, как звал Миньминь, и просил говорить с ним без церемоний и официальных речей. Впрочем, я все равно поступала по-своему.
– Я так долго смотрел на тебя, – с улыбкой сказал Хэшу. – А ты ничего не заметила.
Я улыбнулась ему в ответ:
– Ваша покорная служанка была невежлива, прошу у господина наследного принца и молодого господина наказания.
– Я лишь пошутил, – со вздохом произнес Хэшу. – И я ни в чем не обвинил тебя, а ты уже торопишься извиняться. К чему все эти церемонии? Если бы Миньминь была хотя бы вполовину так же вежлива и обходительна, нам с отцом не приходилось бы так волноваться за нее. Сейчас ты служишь во дворце и не можешь иначе, но потом, когда покинешь его, мы пригласим тебя к нам в Монголию погостить, и твой характер тут же изменится.
– Сейчас это невозможно, ведь наш царственный отец повсюду берет ее с собой, – засмеялся наследный принц. – Но через два-три года она достигнет того возраста, когда ей можно будет оставить дворец, а царственный отец должен будет выдать ее замуж, и тогда, молодой господин, если вы захотите пригласить ее в гости, боюсь, вы не сможете пригласить ее одну.
Хэшу едва заметно улыбнулся и ничего не ответил.
И почему всех так заботит мое замужество? Почему все помнят о нем и считают своим долгом напоминать о нем мне, как будто эта будущая свадьба еще не успела надоесть мне до смерти? Не желая больше с ними разговаривать, я растянула губы, изображая улыбку, и попросила разрешения удалиться. Наследный принц весело взглянул на меня и позволил идти.
Задули осенние ветры, и император Канси принял решение сняться с лагеря и вернуться в Пекин. Сидя в повозке, я размышляла о том, что в следующем году наследный принц снова лишится своего титула, и невольно вздыхала, понимая, что дни уже не будут течь так же тихо и мирно, как сейчас. Придется собраться с духом, чтобы выстоять во время бури, что пронесется по императорскому дворцу. Затем я опять вспомнила о том, что меня могут выдать замуж, и совсем сникла. Как же мне следует поступить?
Девятый месяц пятидесятого года эры Канси
[116], парк Чанчунь
Вернувшись из поездки за Великую стену, император Канси поселился в резиденции парка Чанчунь. Резиденции принцев находились совсем близко, что делало визиты принцев к отцу очень удобными.
Сегодня я удачно наткнулась на четырнадцатого принца и, видя, что он ничем не занят, окликнула его, а затем подробно расспросила о десятом принце и десятой госпоже. Вопрос об этих двоих вертелся у меня в голове еще с того дня, когда император Канси собрал всех принцев в парке Юйхуаюань, а десятый принц сказался больным и не пришел. Все это время мне хотелось расспросить четырнадцатого принца, но никак не подворачивалось подходящей возможности – либо я забывала об этом, когда мы встречались, либо было неудобно спрашивать.
– Если бы я не знал тебя с детства, точно ошибся бы в своем мнении о тебе, – насмешливо проговорил четырнадцатый принц. – Что это с тобой? Чего это тебя так интересует, что происходит между мужем и женой? Что за мысли роятся у тебя в голове целыми днями?
Несмотря на насмешки, он все же, хихикая, рассказал мне обо всех интересных случаях, о которых знал сам. Слушая его, я думала: они оба прямодушны, вспыльчивы и не умеют сдерживать гнев, но в то же время оба открыты и прямолинейны. Милые бранятся – только тешатся. Так и проводят дни в ссорах и скандалах.
Мы вдвоем продолжали смеяться, когда к нам внезапно подбежала взволнованная Юйтань. В спешке поприветствовав четырнадцатого принца, она перевела взгляд на меня, явно желая что-то сказать.
– Что случилось? – спросила я, разом перестав улыбаться.
Она бросила короткий взгляд на четырнадцатого принца, затем снова посмотрела на меня и сказала:
– Господин наследный принц… Господин наследный принц… попросил у Его Величества твоей руки, сестрица. Обратился с просьбой женить его на тебе.
У меня в голове словно что-то взорвалось. Ноги стали ватными, и я бы упала, если бы Юйтань не поддержала меня. В ушах зажужжало и загромыхало. Кажется, Юйтань говорила что-то еще, но я ничего не могла разобрать. Что же за грех я совершила, думала я, раз великое Небо совсем не щадит меня?
Придя в себя, я обнаружила, что сижу в комнате. Юйтань плачущим голосом причитала:
– Добрая сестрица, не пугай меня так!
Мне еле хватило сил на то, чтобы поднять руку и указать на чайную чашку. Юйтань мигом налила мне чаю и поднесла чашку, чтобы я сделала несколько глотков. В душе царила унылая пустота. Я не знала, о чем думать и что можно сделать, поэтому спросила первое, что пришло в голову:
