Несмотря на то что вчера я ни разу не пила лекарство, сегодня чувствовала себя лучше. Скорее всего, сказалось то, что я каждый день прыгала во дворе через скакалку, а еще частенько качала пресс перед сном, поднимая корпус из положения лежа. Тогда я считала, что здоровье – это самое важное, и, так как я живу во дворце одна, если заболею, сама же и буду мучиться. Кроме того, древняя медицина оставляла желать лучшего; стоит прочесть «Сон в красном тереме», чтобы осознать: даже легкая простуда может вмиг обернуться смертельно опасной чахоткой. Все это заставляло меня крайне бережно относиться к своему здоровью, но теперь я начала жалеть об этом. В особенности после того, как придворный лекарь, выслушав мой пульс, с улыбкой сказал:
– Отдохните еще четыре-пять дней, и окончательно выздоровеете.
Страдая в душе, я притворилась, будто чудовищно рада это слышать.
Юйтань ушла за лекарством. Я в оцепенении лежала на кровати на боку, когда внезапно раздался стук в дверь.
– Войдите, – сказала я.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Сяо Шуньцзы. Торопливо подойдя к постели, он опустился на одно колено и тихо проговорил:
– Господин велел мне передать вам, барышня, лишь одно слово: «Тяните!»
И он быстро умчался прочь.
Я долго думала и наконец приняла решение.
Вечером я отправила Юйтань в ее комнату отдыхать. Подождав, пока она уснет, я набросила на плечи накидку, открыла дверь и вышла во двор. Был конец девятого месяца, и ночи в Пекине дышали прохладой.
Стоя в одиночестве на свистящем ветру, я думала о том, что в прошлый раз, когда до меня дошло то трагическое известие, тоже дул ледяной ветер, из-за которого я и простудилась. Жар же у меня появился по большей части из-за психологического фактора. На этот раз я слишком спокойна, и, боюсь, то, что я просто постою на ветру, ничего не даст.
Я повернулась и пошла обратно в дом. Там я взяла таз для умывания, набрала холодной воды и облила себя всю с ног до головы. Мокрая насквозь, я вышла и встала против ветра с поднятыми руками, стиснув зубы и закрыв глаза. Тело била крупная дрожь.
– Добрая сестрица, зачем же ты так измываешься над собой? – вскрикнула Юйтань, бросаясь ко мне и намереваясь уволочь меня в дом, но я оттолкнула ее:
– Не обращай на меня внимания, возвращайся в постель.
Она продолжала тянуть меня, и я добавила:
– Думаешь, мне так хочется измываться над собой? Сейчас это единственное, что я могу сделать, чтобы себя спасти. Ты только навредишь мне, если продолжишь попытки меня остановить. А я ведь всегда считала тебя близкой подругой.
Юйтань разжала руки, молча глядя на меня глазами, полными слез. Не глядя на нее, я вылила на себя еще таз воды.
Я простояла на ветру половину ночи. Не успел забрезжить рассвет, как у меня снова начался жар и закружилась голова.
Юйтань отвела меня в комнату, поддерживая под руку, вытерла волосы, переодела меня и укрыла одеялом. Я продолжала настойчиво повторять ей:
– Не торопись звать придворного лекаря, пока не высохнут мои волосы. Зови его лишь тогда, когда они будут теплыми на ощупь.
Много дней подряд из-за постоянного волнения я не отдыхала как следует и потому, усилием воли заставив себя побыть в сознании какое-то время, в конце концов провалилась в сон, больше похожий на забытье.
Второго мощного удара мой организм не выдержал, и, так как в древности не существовало эффективных жаропонижающих средств, я провела в полузабытьи целых три дня. И даже после того, как пришла в себя, на поправку пошла лишь спустя еще четыре-пять дней. Хотя это было не очень хорошо, я радовалась, что Юйтань больше не нужно целыми днями опекать меня. Помня о переломном моменте и об отношении императора Канси, я велела Юйтань возвращаться на службу и смотреть в оба. Девушка послушно закивала, показывая, что все поняла.
Вот-вот должен был наступить десятый месяц, но ничего по-прежнему не происходило. Юйтань рассказала мне лишь о том, что Ли Дэцюань спрашивал у нее о моем здоровье и равнодушно велел ей хорошо ухаживать за мной. Я была охвачена беспокойством. Внезапная и тяжелая болезнь свалила меня слишком уж кстати. Что мог подумать император?
Прошло уже пятнадцать дней с тех пор, когда ко мне приходил четырнадцатый принц, а я по-прежнему не замечала никакого переломного момента. Однажды, когда я в печали сидела у себя, в комнату ворвалась Юйтань. Хорошенько затворив дверь, она села вплотную ко мне и прошептала:
– Я слышала, что во время сегодняшней аудиенции у Его Величества князь Оберегающий престол господин Цзин Си начал ворошить былое, умоляя Его Величество провести расследование по делу о коррупции и незаконном присваивании средств. Речь шла о том случае, когда командир пехоты знаменных войск Тохэци и его сыновья нарушили траур, введенный Его Величеством после похорон цзюньвана Ань, дороя Малхуня, они устроили пиршество и пригласили на него многих известных сановников.
Я задумалась. Цзин Си – сын Йоло, циньвана Ань, а также дядя восьмой госпожи по матери. Они с восьмым принцем оба принадлежат к корпусу синего знамени, и, конечно, Цзин Си является его сторонником. Командир пехоты Тохэци поддерживает наследного принца. Следовательно, произошедшее – попытка припереть к стенке наследного принца. Неужели это и есть тот самый переломный момент?
– А ты разузнала, что сказал на это Его Величество?
– Я слышала, что на том пиршестве собралось от десяти до двадцати человек, судя по всему, члены некоей тайной группы, – ответила Юйтань. – Там были командир пехоты Тохэци, дутун Э Шань, шаншу Министерства наказаний Ци Шиу и шаншу Военного ведомства Гэн Э, а также другие дутуны, помощники дутунов или прочие военные чины Восьмизнаменной армии. Его Величество отнесся к этому известию с большой серьезностью и отдал приказ господину третьему принцу заняться расследованием. Если все окажется так, как доложил князь Оберегающий престол, дело передадут Министерству наказаний.
Разумеется, требуется тщательное расследование! Как только наследному принцу был возвращен титул, император Канси постоянно страшился того, что Иньжэн может попытаться заставить его отречься от престола и узурпирует власть. В том собрании участвовали в основном военные чины, в руках у которых была сосредоточена немалая власть, в особенности – у командира пехоты Восьмизнаменной армии, наивысшего чина, который, подобно коменданту столичного гарнизона, непосредственно отвечает за личную безопасность императора. Разве Его Величество может спокойно позволить им собираться вместе? А поскольку уже прозвучали слова, бросающие тень на наследного принца, в ближайшее время можно ожидать, что он снова потеряет титул, – восьмой принц не стал бы поднимать это дело без особой цели.
Стоило мне подумать об этом, как мои губы сами собой невольно сложились в улыбку. Меч над моей головой наконец-то, хоть и временно, но отодвинулся. Скоро подозрения императора Канси насчет наследного принца превратятся в уверенность, и у него уже не будет причин выдавать меня за него замуж. Кроме того, если следовать ходу их мыслей, я теперь принадлежу сразу к двум великим монгольским родам; разве можно впустую растрачивать такой ценный ресурс на наследного принца?
