Слуги и служанки поместья порой бросали на меня странные взгляды. Я знала, о чем они сплетничают, – мол, я сошла с ума из-за десятого принца, но мне было все равно.
Сестра молча наблюдала за мной с печалью во взгляде. С каждым днем я худела, и она вслед за мной теряла вес.
Иногда Цяохуэй тихонько говорила ей:
– Госпожа, поговорите с барышней!
– Это бесполезно, – мягко отвечала Жолань. – Пройдет время, и она сама примирится с судьбой!
Не примирюсь, думала я, ни за что, никогда. Почему моя судьба должна зависеть от одной лишь фразы, брошенной кем-то другим? С самого детства я привыкла думать, что мои сегодняшние усилия определяют завтрашний успех. Фраза «Сегодня – цветы, завтра – плоды» была моим девизом. Я просто не могла принять то, что мой удел зависит от кого-то другого, не могла, не могла! Я ненавидела небеса за то, что отправили меня сюда. Если бы я родилась здесь, тогда, возможно, я смогла бы покориться судьбе. Но ведь я прожила двадцать пять лет в современном мире, и меня учили, что наша судьба – в наших руках; а сейчас мне вдруг говорят, что все предопределено, смирись! Я не смогу этого принять!
Стояла глубокая осень, деревья потихоньку облетали. Я часто вставала под каким-нибудь деревом и наблюдала за тем, как порыв ветра взметает листья в воздух и заставляет их, кружась, падать на землю.
Листья взлетали и опадали, снова взлетали, метались то вправо, то влево, словно танцоры в неистовом танце; но в конце концов, неспособные преодолеть силу притяжения, опускались на землю, полные безграничной любовной тоски по вольному ветру.
Восьмой и четырнадцатый принцы стояли рядом и вместе со мной наблюдали за танцем облетавших листьев.
– Они горюют, не желая падать, – сказала я тихо. – Но им не избежать своей судьбы.
– «Оплакивают нежные цветы о временах былых воспоминанья, волнуют сердце крики диких птиц, жалеющих о скором расставанье»
[31],– нежным голосом процитировал четырнадцатый принц. – Вот что ты сейчас чувствуешь. Пройдет несколько дней, тебе станет лучше, и грустные мысли больше не посетят тебя.
Ничего не ответив, я продолжала наблюдать за танцующими на ветру листьями.
Немного погодя четырнадцатый принц спросил:
– Жоси, тебе же правда нравится десятый брат, не так ли?
– Да! Он очень мне нравится, – ответила я, цепко схватив круживший у меня перед глазами желтый лист. – Он такой живой и жизнерадостный. Он может заставить радоваться и меня. Но самое важное то, что он хорошо ко мне относится.
Я с силой подбросила в воздух зажатый у меня в ладони лист и, задрав голову, смотрела, как он плавно закружился на ветру.
– Но он нравится мне совсем не так, как думают другие. Он просто мой хороший друг, – добавила я.
– Тогда почему ты так переживаешь из-за его свадьбы? – пораженно воскликнул четырнадцатый принц. – Все говорят, что тринадцатая сестричка из-за женитьбы десятого принца совсем из ума выжила от печали.
Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Я переживаю не из-за свадьбы, а из-за того, что другие люди навязали ему этот брак, хотя он вовсе не хочет жениться. – Я немного помолчала, а затем сказала: – Я грущу, не понимая, почему чужой человек может определять твою судьбу, а ты сам – нет.
Стоило мне закончить, как четырнадцатый принц, несколько раз жадно вдохнув холодного воздуха, вперил в меня немигающий взгляд. Лицо восьмого принца окаменело, и он строго сказал, глядя прямо на меня:
– Больше не произноси подобных крамольных речей!
Я криво усмехнулась и наклонила голову. Сделав ко мне пару шагов, восьмой принц схватил меня за подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза.
– Ты поняла? – холодно спросил он.
Я дернула головой, пытаясь высвободиться, но его хватка была стальной. Не в силах вырваться, я строптиво взглянула ему в лицо.
Он сильнее сжал пальцы и строго проговорил, выделяя каждое слово:
– Ты поняла?
Я не желала отвечать. С каждой секундой мне становилось все больнее, казалось, он хотел придушить меня.
– Восьмой брат! – позвал четырнадцатый принц.
Не обращая на него никакого внимания, восьмой принц снова спросил:
– Ты поняла?
Его взгляд был холоднее льда.
– Поняла! – неохотно произнесла я, злобно глядя на него.
Не спуская с меня глаз, он медленно разжал пальцы, тряхнул рукавами и ушел.
– Ты с ума сошла? – глухо произнес четырнадцатый принц. – Тот, кого ты назвала «чужим человеком», – император Великой Цин! Восьмой брат для тебя старается!
И он заспешил вдогонку за восьмым принцем.
Я осталась стоять в оцепенении среди вихря листьев, что, кружась, застилали собой небеса, и будто стала неотъемлемой частью этой прекрасной картины.
За мной пришла Цяохуэй. Услышав мои вздохи, она ласково обхватила мой локоть и сказала:
– Барышня, здесь слишком сильный ветер, давайте вернемся!
Я безропотно последовала за ней. Когда я вошла в дом, сестра торопливо поднялась мне навстречу и, взяв меня за руку, испуганно воскликнула:
– Почему твои руки такие холодные?
Она бережно усадила меня и велела Цяохуэй поскорее подать горячего чаю.
Жолань растирала мне руки, зажав между своими ладонями. Тепло ее рук по капле передавалось моим ладоням, а от них и моей душе. Взглянув в исхудавшее лицо сестры, я ощутила нежность, но вместе с ней горечь и обиду. Не выдержав, я обняла Жолань и разрыдалась.
Держа меня в объятиях, сестра похлопывала меня по спине и бормотала:
– Поплачь, и станет легче, поплачь, будет легче!
Я рыдала битый час, пока не почувствовала, что осипла от слез, и лишь тогда мало-помалу успокоилась. Но даже затихнув, я не разжала объятий.
Жолань молча поглаживала меня по спине. Прошло немало времени, прежде чем я, спрятав голову на груди сестры, глухо спросила:
– Минъюй-гэгэ выходит замуж за десятого принца только потому, что я ударила ее?
Сестра помогла мне подняться и вытерла мои щеки платком со словами:
– Неважно, ударила бы ты ее или нет, она все равно стала бы его женой. – Вздохнув, она добавила: – Все мы всего лишь игральные камни в руках императора! Ты думаешь, будто Его Величество сам это придумал, но на самом деле одна из наложниц предугадала его желание, а затем лишь выбрала подходящий момент, чтобы разыграть перед ним спектакль!
